– Как ты? – спросил Павел.

Игорь по ту сторону видеокамеры пожал плечами. Заросший, небритый, одетый в синий комбинезон, он сидел на пластиковом табурете, широко расставив ноги. Он не улыбался, смотрел устало. Арок им там, похоже, не давали, выводили картинку и звук на монитор.

– Что там они начали про «контрас»?

Игорь неопределенно махнул рукой:

– Да они щас всех к ним приплетают. Как будто я вместе с «контрас» в своей кофейне торговал наркотой. Бред, короче.

– Я перевел деньги, ты получил? Адвокат сказал?

– Да, спасибо, Павлух. Ты реально помог.

– А кто-нибудь еще скинул? Я делал рассылку.

– Маршенкулов. Он заезжал недавно. Его, правда, внутрь не пустили, у ворот потерся и обратно покатил.

И больше никто, значит. Почему-то Павел не был удивлен.

– Ты позвонил Михаилу?

Игорь мотнул головой:

– У меня нормальный адвокат. Но спасибо.

– Ты ему скажи, что я выступлю свидетелем. Я же видел, как тебя лупили. Блин, да от них и мне досталось. Эта контора еще связана с помощником областного прокурора, я отправил твоему адвокату документы. Думаю, пригодится.

– Ты не лезь, – повторил Игорь за Маршенкуловым. – А то и за тебя возьмутся.

Павел молчал. Игорь как будто услышал его мысли, подался ближе к камере. То ли из-за освещения, то ли из-за качества связи казалось, что за время пребывания в СИЗО глаза его выцвели до блеклой голубизны застиранной джинсы.

– Павлуха, – сказал он тихо, – я говорю, вали, пока можешь. Толку-то, если будешь здесь торчать? Езжай в Китай, покажи им всем, как наши работают. Покажешь?

– Да, – неуверенно ответил Павел.

– У тебя все документы готовы?

– Почти.

– Ну вот и клево. Ты передай потом через Маршенкулова свой новый номер. Или не передавай, ну нахрен, смени всё вместе с почтой, чтобы точно без проблем, ага?

Павел не ответил. Он знал, что и так никому не передаст, что пропадет с концами, но озвучить это пока не мог. Что, если придут за ним? Менты или братки, неважно. Подбросят наркоту, как Игорю? Волей-неволей он представлял, каково это – сидеть по ту сторону видеозвонка в переговорной с зелеными холодными стенами. Наверное, так же, как жить в детдоме, только взрослым и без прогулок. И без звонков – кому бы он звонил?

Первым делом Павел продал машину, за бесценок. Вырученные деньги тоже отправились в подкладку сумки. Продажа метров в коммуналке затянулась: покупатели приходили, крутили носами и больше не перезванивали. Поэтому он решил пока оставить комнату в покое, закрыть, а потом, года через два, как всё уляжется, продать из Пекина. Подпишет электронный договор онлайн, через посредника, не страшно.

Он огляделся.

Голый матрац, раскрытый шкаф, перевернутый журнальный столик наставил ножки в потолок. Стальной прямоугольный остов, как цветник на деревенской могиле, рядом к стене прислонены части расколотой столешницы – два полукруга острыми краями вниз. И вроде всё было утрамбовано в чемоданы, такси ползло по карте к его дому, в аэропорту ждал самолет, но Павел продолжал метаться от разбитого стола к окну, от кровати в угол, не в силах остановиться. Дергал ворот пиджака из тонкой серой шерсти – постоянно казалось, что тот неправильно заломился на шее, натирал. В животе прихватывало холодком, снизу очерчивая пустоту в груди. Чего-то не хватало, но вот чего именно, Павел никак не мог понять.

К столу, к окну, мимо кровати в угол.

К окну, мимо стола, из угла, вдоль кровати.

Бессмысленное броуновское трепыхание.

Наконец в наушнике пискнуло, поверх комнаты развернулось уведомление. У подъезда ожидал Иванов Рустам Давидович в «лифане» белого цвета. Лифан четвертого размера, как говорили в школе.

Павел нахмурился, перечитал уведомление снова. Имя было странное, точно ли таксист? Увезет в ближайший лес, а там закопает. Или мент, отправит в отделение и скажет: «Привет, Павел Шэнъюанович, где ты был в ночь с шестого на седьмое?». Павел ментов под прикрытием никогда не видел, но отчего-то ему казалось, что они должны появляться именно так – под видом водителя на замызганном такси, в момент, когда преступник собирается бежать. Руки снова сделались грязными, мокрыми, выстуженными в ледяной воде пруда. Спина и шея взмокли, рубашка прилипла полосой между лопаток.

Ничего, он справится. «Не впервой нам, да, Павлик? – прошептала Шваль. – Справимся, куда мы денемся. Ты да я – маленькая гадкая семья».

Вытащив чемодан и сумку в коридор, Павел запер дверь комнаты на все замки.

– Хорошего пути! – крикнул ему сосед в неизменных хлопковых семейниках. Улыбаясь, он выглядывал из кухни.

Следил за ним?

Караулил, когда он выйдет?

Коротко кивнув, Павел заторопился прочь.

Белый «лифан» совсем не четвертого, а скорее второго размера стоял прямо перед подъездом. За рулем сидел лысеющий, сгорбленный по форме кресла мужичок средних лет. Помогать он не вышел, пришлось заталкивать чемодан в багажник самому, в свободное место рядом с ящиком для инструментов и упаковками строительных мешков. Мешки черные, большие – в такие можно и человека сунуть, вдруг пришло на ум.

В салоне пахло куревом, и на Павла накатила дурнота. Он даже подумал вызвать другое такси, а Рустама Давидовича услать вместе с его «лифаном», но времени уже не оставалось.

Водитель обернулся, положив руку на соседнее сиденье. Лицо у него было под стать имени, кол- лаж, составленный из черт разных людей: плоское, несимметричное, с густыми темными бровями. На подбородке рос клочок волос, неровная козлиная бородка.

– На Павелецкий?

Павел кивнул.

А если его ждут на вокзале? Если уже мониторят камеры видеонаблюдения и скрутят на таможне? Кто угодно мог следить за ним: сосед, уборщица в подъезде, парень, который крутился под балконом Сони… Кто его знает, вдруг он не играл, вдруг на самом деле снимал Павла, собирал доказательства?.. Вдруг Павел что-то забыл, когда топил Краснова, и уже на крючке, но пока не понял?

Водитель резко газовал и тормозил, все время перестраивался, пытался проскочить, пока движение совсем не встало. Но у съезда на Краснопрудную они все-таки застряли в пробке. На высотке рядом с эстакадой мигнула и выключилась реклама. Две-три секунды медиафасад оставался темным, затем на нем высветились слова в петле из патч-корда:

Первыми, кого заметил Павел на вокзале, были полицейские. Они устало переминались под табло пригородных поездов, скользнули по Павлу взглядом (Павел съежился) и отвернулись. Пассажиры расходились по электричкам и поездам, подъехал экспресс с белой, вытянутой как утиный клюв мордой, и из него заторопилась по-осеннему сонная толпа. Под куполом метался голос диктора, отражался многогранным эхом, из-за чего слова сливались в набор гнусавых гласных звуков.