– Замолчи, Ларен, – медленно отчеканил Меррик, у которого руки чесались немедля придушить жену. – Замолчи сейчас же, или тебе несдобровать.

– Хорошо, мой господин. Я просто увлеклась своим рассказом и забыла обо всем. Право же, я прошу прощения. Ведь я всегда считала, что самый совершенный мужчина на свете – это ты.., но забудем об этом. Теперь все изменилось, ведь нам стало известно о дотоле неведомых нам доблестях Клива, и.., ох, что это я? Опять забылась и увлеклась. Мой господин, прошу тебя, скажи нам – что же теперь делать мужчинам?

Меррик взревел и вскочил на ноги:

– Хватит, Ларен! Ты нарочно сеешь смуту, но я это пресеку. – Он повернулся к мужчинам, которые говорили все разом и все больше распалялись. – Я не желаю больше слушать ее, и вы, наверное, тоже не желаете. Все это чушь, она намеренно подзуживает нас, а мы…

Рорик встал, поставив свой кубок на скамью и перебил брата:

– Послушай, Меррик, мне все же хочется узнать, что, по-твоему, должны сделать мужчины. Очень хочется. Сначала об этом скажешь ты, а потом и все остальные скажут Ларен, как, по их мнению, следует поступить с героем ее рассказа, этим паршивцем, который до того совершенен, что лучше всего отправить его к праотцам, чтобы он не смущал остальных своими трижды клятыми совершенствами.

– Правильно! – заорал Хокон. – Теперь моя Утта всегда будет смотреть на меня с кислым видом и в конце концов начнет упрекать меня и ставить мне в пример этого ублюдка Клива. У меня руки чешутся всадить нож ему в глотку и скормить его потроха Керзогу.

Энтти, держа на руках спящего сына, встала со скамьи и сказала сладким голосом:

– Ну что ты, Хокон! Утта никогда ничего тебе не скажет. Ни одна из нас не станет попрекать своего мужа, ведь мы женщины добрые. Мы понимаем, что некоторые мужчины просто не могут.., ну да ладно, оставим этот разговор. – Немного помедлив, она повернулась к Чессе. – Я знаю, как уладить это дело. Все очень просто. Мы, женщины, поговорим с Чессой, и она расскажет нам, каково это – иметь мужа, у которого есть столько сил и умения. Слушая ее подробный рассказ, мы тоже приобщимся к великому счастью, которое выпало ей. Но вас, наши обожаемые мужья, мы не станем ни укорять, ни стыдить. Ведь мы вас любим и понимаем ваши трудности.

Хафтер побагровел до корней волос.

– Я убью этого ублюдка! – взревел он и кинулся к Кливу, протягивая к нему руки и явно желая схватить его за горло. Меррик преградил Хафтеру путь, тот попытался отпихнуть его в сторону, и между ними завязалась драка.

Клив вскочил на стол и во все горло закричал:

– Хватит, перестаньте! Неужели вы не видите, что женщины просто подшучивают над вами? Все это шутка и больше ничего. А теперь я скажу вам правду – как все было на самом деле. Слушайте: я заснул. Да, да, это чистая правда. Я заснул, когда Чесса еще бодрствовала. Я не оправдал ее ожиданий и не доставил ей никакого удовольствия. Я взял ее как дикий зверь и не дал ей ничего, только причинил боль, потому что она была девственна. Не ломай Хокону руку, Гунлейк. Никто из вас не должен мне завидовать, поскольку муж из меня вышел никудышный.

Он кинул на жену злобный взгляд, погрозил ей кулаком и, широко шагая, вышел вон.

Минуту назад стены дома сотрясались от многоголосого возмущенного рева. Теперь в нем стояла мертвая тишина.

Гунлейк отпустил руку Хокона. Хафтер замер, уставясь на дверь, в которую вышел Клив. Меррик сверлил свою жену взглядом, в котором не было видно никаких теплых чувств. Наконец Хафтер прервал всеобщее молчание.

– Энтти, – мрачно сказал он, – клянусь богами, если бы ты не держала на руках нашего спящего сына, я бы удавил тебя. Женщины вроде тебя опасны; пожалуй, от них даже больше вреда, чем от этих сволочных саксов и датчан.

Рорик прочистил горло:

– Чесса, стало быть, ты солгала? Скажи, Клив в самом деле заснул, так и не дав тебе никакого удовлетворения? Ни ласк, ни слов любви, короче, ничего, кроме храпа?

Чесса закрыла лицо руками:

– О Рорик, прости меня. Я и не подозревала, что что-то не так, пока нынче утром Клив не ушел из спальни, не поцеловав меня. Я видела, что ему стыдно, но не понимала, почему. Он вообразил, что ночью не оправдал моих надежд, вот почему утром он повел себя так странно. Я солгала, потому что не могла смотреть, как он страдает.

– А теперь ты говоришь правду, Чесса? Чесса подняла голову. Ел лицо покраснело от смущения, нижняя губа дрожала.

– Но он ошибался, Рорик! Он напрасно вбил себе в голову, будто не оправдал моих надежд. Ну, хорошо, я признаюсь: он любил меня не пять раз, а только три А потом заснул. Простите мне мою ложь.

– Но теперь-то ты точно говоришь правду Чесса? – спросил Меррик.

Она долго не отвечала. Остальные тоже молчали, не сводя с нее пристальных взглядов. Даже собаки притихли, все, кроме Керзога, который негромко поскуливал у ее ног.

Наконец Чесса заговорила сдавленным, прерывающимся голосом:

– Ну хорошо, я скажу вам всю правду, хотя мне.., мне так неловко об этом говорить… Дело в том, что у Клина такой огромный… Когда он разделся, я испугалась, что если он овладеет мною, то это меня просто убьет. От страха я заплакала, но Клив был очень нежен и бережен, и я отдалась ему. Он был очень добр и заботлив, но с таким огромным… – Она зябко передернула плечами и заговорила еще тише:

– Я думала, что умру, но, конечно, не умерла. После того, как все было кончено, он долго успокаивал и целовал меня. Он сказал, что скоро все заживет, а до тех пор он меня больше не тронет. Из меня вышло ужас сколько крови. Вот почему он чувствует себя виноватым. Он сделал мне больно и вызвал сильное кровотечение и теперь корит себя за это. В конце концов он и правда заснул, но только после того, как успокоил меня и убедился, что со мной все в порядке. А вам он сказал, что заснул и не оправдал моих надежд, потому что не хотел, чтобы я чувствовала себя неловко. В действительности это я не оправдала его надежд, потому что оказалась не такой, как другие женщины. Внутри у меня все чересчур узко. Это не он никудышный муж, а я никудышная жена. Не он, а я во всем виновата.

– Чесса, – медленно проговорил Меррик, сознавая, что все мужчины с нетерпением ждут его вопроса, – а какие у него размеры?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я хотел спросить, что именно показалось тебе таким большим? Длина или толщина? Или же ты действительно какая-то не такая?

– Не знаю.

Чесса огляделась по сторонам, и ее взгляд упал на толстенную деревянную ручку, вделанную в цепь, на которой висел котел для варки пищи. Она показала рукой на эту ручку.

– По-моему, толщина была вот такая, а длина… – тут она еще больше понизила голос, – длина, пожалуй, такая, как у ножки вон того стула.

– Так как же все было на самом деле? – спросил Рорик. – Сколько раз он овладел тобою: один, три или пять?