litbaza книги онлайнИсторическая прозаДневник Гуантанамо - Мохаммед ульд Слахи

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 110
Перейти на страницу:

Когда сержант Шэлли сообщил мне о намерениях своей команды, я испугался. Во рту пересохло, я начал потеть, сердце стало колотиться (через неделю развилась гипертония), меня затошнило, я почувствовал, что заболели голова и живот. Я свалился на стул. Я знал, что сержант Шэлли не шутит, и еще знал, что он врет о физических безболезненных пытках. Но я держал себя в руках.

— Мне все равно, — сказал я.

Все развивалось намного быстрее, чем я думал. Сержант Шэлли отправил меня обратно в блок, и я рассказал свои друзьям-заключенным о том, что меня передали пыточному отряду.

— Ты не дитя. Не стоит думать о пытках. Верь в Аллаха, — сказал мой сосед Абу Валид из Йемена[86].

Должно быть, я вел себя как ребенок весь день до того момента, когда охранники вытащили меня из блока. Вы даже представить не можете, как страшно человеку, когда ему угрожают пытками. Человек буквально превращается в ребенка.

Сопровождающая команда показалась у моей камеры.

— Тебе пора.

— Куда?

— Тебя это волновать не должно, — сказал ненавистный мне сопровождающий охранник. Но он был не очень умен, так как точка моего назначения была записана у него на перчатке.

— Братья, молитесь за меня, меня переводят в Индию! — закричал я.

Изоляционный блок «Индия» использовался для самых плохих заключенных в лагере. Чтобы кого-то перевели в этот блок, должно быть собрано много подписей, возможно, даже самого президента США. Единственные, кого я знаю из тех, кто провел какое-то время в блоке «Индия», предназначенном для пыток, были двое заключенных — из Кувейта и Йемена[87].

Когда я вошел в блок, в нем не было никаких признаков жизни. Меня поместили в конце блока, а моего йеменского товарища в начале, чтобы мы никак не взаимодействовали. Мужчина из Кувейта был размещен в середине блока, но он тоже не мог контактировать с кем-либо из нас. Позднее их обоих перевели куда-то в другое место, и целый блок остался для меня одного, только для меня, для Аллаха, для моей команды следователей и охранников, которые работали на них. Теперь я зависел от милости своих следователей, а милости у них было крайне мало.

В блоке меня начали обрабатывать. Меня лишили всего, кроме тонкого матраса и очень маленького старого одеяла. Меня лишили всех моих книг, Корана. Меня лишили мыла, зубной пасты и туалетной бумаги. В моей камере, скорее даже в моей коробке, температура была такой низкой, что меня трясло почти все время. Мне запретили видеть дневной свет. Иногда меня выводили на прогулку, но ночью, чтобы я не контактировал с другими заключенными. Я жил в прямом смысле в страхе. В течение следующих 70 дней у меня не было полноценного сна, меня допрашивали 24 часа в сутки, три, а иногда четыре раза в день. Очень редко выдавался день без допросов. Не помню, чтобы хоть одну ночь я спал спокойно. «Если ты начнешь сотрудничать, то сможешь поспать, и мы тебя покормим горячей едой», — постоянно говорил мне сержант Шэлли.

В течение нескольких дней после моего перевода молодая швейцарка из Международного Комитета Красного Креста пришла к моей камере и спросила, хочу ли я написать письмо. «Да», — ответил я. Натали передала мне бумагу, и я написал: «Мама, я люблю тебя, я просто хотел сказать, что люблю тебя!» После этого визита я не видел людей из Красного Креста больше года. Они пытались встретиться со мной, но тщетно[88].

— Вы начинаете пытать меня, но не знаете, сколько я могу выдержать. Возможно, все закончится тем, что вы убьете меня, — сказал я, когда лейтенант Роника и сержант Шелли забрали меня для допроса.

— Мы только рекомендуем, но финальное решение не за нами, — сказала лейтенант Роника.

— Просто предупреждаю. Я страдаю из-за тяжелых условий, в которых я оказался из-за вас. У меня уже были проблемы с седалищным нервом. И пытки не располагают меня к сотрудничеству.

— Мой опыт подсказывает, что ты будешь сотрудничать. Мы сильнее тебя, и у нас больше возможностей, — сказала лейтенант Роника.

Сержант Шэлли не хотел, чтобы я знал его имя, но однажды кто-то из его коллег случайно назвал его по имени. Он не знает, что я знаю его имя. Но я знаю.

Сержант Шэлли становился хуже с каждым днем. Он начал пересказывать мне мое же дело. Он начал с Рамзи бен Аль-Схиба, и истории о том, что я завербовал его для теракта 11 сентября.

— Зачем ему врать нам? — спросил сержант Шэлли.

— Я не знаю.

— Все, что ты говоришь, это: «Я не помню, я не знаю, я ничего не сделал». Думаешь, что сможешь впечатлить подобными фразами американского судью? В глазах американцев ты обречен. Одного взгляда на тебя, мусульманина и араба, в оранжевом костюме и цепях достаточно, чтобы признать тебя виновным, — сказал сержант Шэлли.

— Это несправедливо!

— Мы знаем, что ты преступник.

— Какое преступление я совершил?

— Это ты скажи нам, какое преступление ты совершил, и тогда мы сократим твой срок до 30 лет, после которых у тебя будет шанс начать новую жизнь. В ином случае ты никогда больше не увидишь дневной свет. Если ты не будешь сотрудничать, мы закинем тебя в яму и вычеркнем твое имя из базы данных.

1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 110
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?