Пока шведы стояли в Радошковичах, а его прямые начальники Меншиков и Гольц прятались за Березиной, Кампбель чувствовал себя в Минске полным господином. «Война кормит войну!» — посмеивался он, набивая свои карманы золотом. Поэтому появление Чирикова Кампбель сначала встретил как появление соперника по грабежу. Но, к великому удовольствию полковника, этот здоровенный адъютант Шереметева и не собирался задерживаться в городе, а спешил войти в прямое соприкосновение с неприятелем.

— Да ради бога, майор — вот дорога на Радошковичи и Сморгонь. Я нынче выслал по ней разъезды своих невских драгун, вы их и встретите по пути, — любезно выпроводил. Кампбель Луку Степановича из города.

И точно, через две версты от города Чириков встретил драгунские разъезды невских драгун, на всем скаку уходящих от преследующих их шведских рейтар. Майор успел, однако, быстро спешить своих конногренадер и развернуть их в три линии.

Астраханский конногренадерский полк, как и гвардия, привык сражаться и в конном и пешем строю. Он был сформирован на основе эскадрона личной охраны Шереметева, набранного им из поволжского дворянства еще во время похода на Астрахань. Как Ингермландский полк был конвойным полком Меншикова, так Астраханский стал конвойным полком первого фельдмаршала. Это не шло против европейских воинских штатов, где со времен кардинала Ришелье каждый выдающийся генерал имел свою конвойную «гвардию».

Петр I не возражал, чтобы фельдмаршал имел такой конвой, памятуя о злоключении Бориса Петровича, когда на него под самой Москвой однажды напали пьяные матросы-голландцы, побили и разогнали всех его слуг.

Теперь фельдмаршала всегда сопровождали конногренадеры-астраханцы, рослые и крепкие солдаты, готовые дать достойный отпор любому неприятелю. Тщанием Бориса Петровича все они были одеты не в холщовые, а в суконные платья, вооружены новенькими тульскими фузеями и стальными палашами, а лошади под ними были породистые, крупные и сильные — не степная мелкота драгунских полков!

Лошадей в Астраханский полк поставлял собственный конный завод Шереметева, заведенный им в любимой Борисовке, и лошадей тех страстный конник Борис Петрович отбирал для этого полка самолично. Словом, Чириков спиной чувствовал, какой крепкий батальон стоит за ним, и не торопился дать первый залп. Только когда шведские рейтары подскакали за сто метров, тройной залп конногренадер расстроил ряды шведских рейтар. Но те шведы, что промчались сквозь пороховой дым, по-прежнему бешено неслись на астраханцев, и впереди них скакал узколицый офицер с ястребиными глазами — король Швеции Карл XII. Однако перед первой линией русских королевский копь вдруг взвился на дыбы: гренадеры метнули бомбы и одна из них взорвалась как раз перед Карлом. К ужасу драбантов, их король вылетел из седла! Атака рейтар тотчас захлебнулась. Правда, драбанты успели прикрыть короля. К их великой радости, Карл вскочил на обе ноги как ни в чем не бывало и властно протянул руку: «Коня мне!»

Один из драбантов соскочил со своего коня, и король снова взлетел в седло. Но, оглянувшись назад, увидел, что рейтары уже уходят.

— Таковы превратности войны, мой принц! — обратился Карл к принцу Вюртембергскому, добровольцем вступившему в его войско. — Бывает, и короли вылетают из седел! — Карл повернул коня вслед за рейтарами.

— Да ведь это был сам Каролус! — Чириков видел как-то короля со стен Гродно. И громко, с кавалерийской распевностью подал команду: — Гре-на-деры! На конь! — Астраханцам не понадобилось и двух минут, чтобы подвести своих лошадей и сесть верхом.

Но за это время шведские рейтары и драбанты короля скрылись, а когда Чириков взлетел на вершину холма, то ахнул: вся раскрывшаяся перед ним долина до самого горизонта была покрыта пешими и конными колоннами шведов.

— Вот она, главная армия шведов! Сам нашел! — Чириков был доволен — утер нос фон дер Гольцу.

В это время подскакавший к Чирикову драгунский поручик с небольшим конвоем отрапортовал:

— Поручик Петухов, от полковника Кампбеля из Минска. Полковник передает вам, что швед уже вошел в город.

— И на том спасибо! — Чириков не без насмешки поклонился молоденькому поручику. — А почто твой Кампбель и невские драгуны отпор неприятелю не учинили?

— Отступили на Борисов… — покраснел Петухов.

— Скажи лучше честно, петушок, бежал твой Кампбель без боя?! — Об этом, впрочем, можно было и не спрашивать. Пока Чириков давал свою баталию, шведский генерал Шпарр по лесной дороге обошел город с севера и ворвался в Минск с четырьмя полками рейтар, легко выбив рассеянных по городу драгун Кампбеля.

— Жаль, упустили на сей раз королька! Ничего не поделаешь, петушок, нам сейчас самим дай бог ноги унести, швед в тыл зашел! — И в обход Минска Чириков повел свою команду на юг, собирая по пути отдельные разъезды драгун, а к Березине вышел уже не у Борисова, а южнее, у местечка Береза-Сапежинская. Моста здесь, правда, не было, но местные мужики показали брод, через который и переправилась вся команда Чирикова.

* * *

— Этот дурак фон дер Гольц, видно, за дело был изгнан с имперской службы. Разведка доносит, что он все еще поджидает меня на переправе у Борисова! — улыбнулся Карл XII Гилленкроку.

Тому ничего не оставалось, как признать, что план его величества оказался превосходен: пока Шпарр своей ложной демонстрацией приковал все внимание Меншикова к Борисову, шведская главная армия спустилась на тридцать верст вниз по реке и начала форсировать Березину у Березы-Сапежинской. У русских здесь никто, кроме небольшой команды, шведам не противостоял.

От захваченного пленного король и его начштаба узнали, что русским отрядом командует здесь майор Чириков, тот самый, что гнал шведских рейтар под Минском.

— А ну, задайте-ка этому наглецу-майоришке! — приказал король, и тяжелые шведские пушки принялись обстреливать противоположный берег.

Однако конногренадеры и казаки Чирикова, засевшие в прибрежных кустах, выдержали обстрел, и, когда первые лодки и плоты со шведской пехотой двинулись через реку, над кустами поднялись белые дымки и затрещали ружейные выстрелы. Достигших песчаной отмели Лука Степанович атаковал со своим резервом в конном строю и опрокинул в реку.

— Какой-то Чириков преграждает мне путь! — бушевал король. — Гилленкрок, выдвиньте против них все орудия!

Теперь уже десять шведских батарей вели огонь по русскому отряду, а на берегу разворачивалось несколько полков шведов.

Чириков слал к фон дер Гольцу гонца за гонцом с просьбой о помощи, доносил о том фельдмаршалу, написал и самому светлейшему, что именно здесь у Березины переходит вся шведская армия, но никакой подмоги так и дождался. Вечером, когда уже сотни лодок, плотов и понтонов, набитых шведскими солдатами, двинулись через реку, Лука Степанович приказал своей команде отступать.

К немалому удивлению молоденького поручика Петухова, Чириков при том был весел и беспечен, хотя потери в отряде были изрядные.

— Что, петушок, в поле сражаться — это тебе, чай, не пивко пить у твоего полковника в штабе! — лукаво подмигнул он поручику. — А что весел я, так по делу. На целые сутки почитай задержали мы неприятеля! А ныне, когда по Белыничской дороге засеки устроим, глядишь, и на неделю шведа задержим. За то время, чаю, наши господа генералы великий консилиум соберут и всю армию к баталии наконец изготовят!