прерывает мою тираду, окидывая меня ледяным взглядом. — Я хочу знать, Нинель!

— А если и дошло, то что тогда? — сжимая руки в кулаки, дерзко выплевываю.

— Завтра же пойдем к врачу! Я хочу знать…

— Да ты совсем с ума сошла! Мне через неделю восемнадцать, мама! Я сама могу сходить к врачу! И я не нуждаюсь в твоей опеке! Ты не даешь мне жить нормально! Я живой человек! Я не хочу проживать жизнь по твоему сценарию!

Мама поддается вперед, замахиваясь на меня рукой, словно собираясь дать пощечину, и я уже зажмуриваюсь, ожидая удара, как слышу грозный голос:

— Ира, ты спятила? Какого черта ты творишь?

Отец держит руку матери в воздухе, но она и сама выглядит потрясенной. Сглатывает, бросает встревоженный взгляд на свою руку и прикрывает на секунду глаза, словно пытаться совладать с эмоциями.

Никогда прежде мама не поднимала на меня руку. Об этом и речи быть не могло. Пусть меня и воспитывали в строгости, но рукоприкладство табу. Даже когда мама кидалась в отца посудой и они скандалили, все заканчивалось истериками, но не бойней.

— Я… Я… — заикаясь мама, качает головой, а потом, точно вспомнив причину скандала, сует отцу под нос мой телефон. — Держи! Почитай! Посмотри, на свое воспитание. Больше свободы, говоришь?

— Ты что, отобрала у ребенка телефон? — обескураженно глазеет на мать.

— Почитай сперва! — настойчиво трясет гаджетом перед его лицом.

Папа отпускает ее руку, и забирает телефон. Вот только он не читает. Не глядя, кладет телефон себе в карман и твердым голосом изрекает:

— Не собираюсь я ничего читать. Это личная вещь Нины.

— Ох, ну конечно! Ты же у нас святой! — с едкой насмешкой бросает мама, закатывая глаза. — Примерный отец! Знаешь ли ты, примерный родитель, что твоя дочь водит шашни с недоразумением, который пишет ей глупости под окнами?

— Ира, ей почти восемнадцать лет, — папа устало щипает себя за переносицу, — было бы странно, если бы Нина не интересовалась мальчиками. Вот это действительно повод задуматься.

— А если она тебе в подоле принесет, ты точно так же будешь думать? — ядовитые слова матери задевают меня, и я не выдерживаю.

— Ты не можешь контролировать меня постоянно! Я все равно уеду! Да я каждый день отчитываю, чтобы поскорее от тебя убраться! С тобой невозможно жить! Скоро и отец сбежит! — проталкиваюсь между родителями и вылетаю в коридор. — И знай, в подоле я тебе не принесу! Лучше на улице сдохну под мостом, чем слушать твои постоянные нравоучения и упреки!

Я надеваю кроссовки буквально на ходу, выбегаю из квартиры и несусь вниз по ступеням.Я снова плачу. Слезы рекой льются из глаз.

Я всего лишь хотела быть обычной! Всего лишь хотела любить и быть любимой! Наслаждаться жизнью и каждым ее мгновением. Проживать эту жизнь, а не только думать о будущем.Дежавю. Иначе это никак не назвать. Несколько недель назад я точно также сбежала из дому. И снова причина: несдержанность моей матери.

У меня нет с собой ни телефона, ни даже курточки, а на улице вечереет. Еще недостаточно теплый весенний ветер продувает, отчего я съеживаюсь.

Черта с два я вернусь домой!

Зубы начинают стучать от холода, а истерика между тем не проходит. Я иду по парку вся зареванная и растрепанная, в домашней футболке и штанах. Наверняка, я напоминаю девочку из фильмов ужасов или просто бродяжку. Люди на меня странно косятся, не то чтобы мне есть до них дело. Пусть думают, что хотят!

Некрасиво шмыгнув носом, вытираю ладошками лицо. Обхватываю себя руками, зябко потирая плечи, чтобы хоть немного согреться и унять дрожь.

Неожиданно мои плечи накрывает кофта с таким знакомым ароматом.

— Держи, простудишься, — мягко произносит Арсен, доставая мои спутанные волосы из-под кофты.

Останавливается, поворачивает меня за плечи к себе и сам просовывает мои руки в рукава, после чего застегивает кофту и накидывает на голову капюшон. Обнимает, заботливо поглаживая по плечам. Он ничего не говорит. Просто стоит рядом и дает мне выплакаться.

Тише, моя девочка, тише, — приговаривает изредка.

Его неподдельная забота действует на меня успокаивающе. Арсен словно разделяют мою боль, печаль и обиду. Успокаиваюсь я довольно быстро, а потом спрашиваю:

— Ты все еще был во дворе, когда я вышла?

— Угу… Это из-за меня? — вопрос Арсена звучит несмело. Будто он страшиться узнать ответ, и в тоже время не может не спросить.

Мне хочется его успокоить, но также не хочется обманывать, поэтому честно отвечаю:

— Отчасти. Мама увидела надписи, а потом еще прочитала нашу переписку. Она была в ярости. Решила, что это ты меня утаскиваешь в столицу. Что за глупость? — фыркаю и немного подаюсь назад, чтобы заглянуть в лицо парня.

— Я сглупил. Мне не стоило писать все на асфальте. Прости…

— Что? — кладу Арсену руку на щеку. Нежно провожу указательным пальцем до губ и, улыбнувшись, говорю: — Это лучшее, что ради меня когда-либо делали. Ты не виноват в том, что моя мама… — сумасшедшая, хочу сказать, но сдерживаюсь. — Слишком строгая.

— Все равно мне не по себе.

Арсен напряжен. Чувствую это всем телом, поэтому решаю его немного успокоить тем способом, который первый приходит на ум. Поддавшись вперед, накрываю его губы своими, втягивая в сладкий поцелуй.

— Наши уроки не прошли даром, утенок, — шепчет мне прямо в губы, улыбаясь, а потом целует, перехватывая инициативу.

Нацеловавшись, Арсен поправляет слетевший капюшон и уточняет:

— Я так понимаю, домой ты не пойдешь?

Отрицательно качаю головой.

— Хорошо, тогда пойдем ко мне. На улице вечереет и достаточно прохладно. Заодно и с мамой познакомишься.

— С мамой?! — ошарашено выкрикиваю, на что Арсен только посмеивается.

— Конечно, должна же она знать с кем ее сын уезжает в столицу, — кидает как бы невзначай, при этом внимательно наблюдая за моим выражением лица.

— В столицу? Ты поедешь со мной?

— Разумеется. Я не определился, чем хочу заниматься. Подам заявки в несколько вузов, там и команды баскетбольные получше наших будут. Не отпускать же тебя одну. Вдруг украдут?

Счастливо взвизгнув, повисаю у Герасимова на шее. Он, заливисто хохоча, меня кружит.

И как этому парню удается так быстро поднимать мне настроение? Магия, не иначе!

«Или любовь» — тихо подсказывает внутренний голос.

* * *

Мы с