– Что, дорогой, сильно прижало, да? – сочувственноспросила она, ведя пальцем от скулы вниз, к уголку обветренной губы.

Кирилл медленным движением перехватил ее кисть, поднес кгубам и поцеловал, сдерживая желание вцепиться зубами в белую тонкую кожу.Затем повернул руку женщины запястьем вверх и, прежде чем Вика сообразила, чтоон делает, прижал к нему палец, считая учащенные удары пульсы.

– Беспокоишься о моем здоровье?

– Проверяю, есть ли у меня шанс.

– Шанс на что? – Она притворилась непонимающей, но онулыбнулся так, что притворство стало бессмысленным. – Милый, ты же несчитаешь меня дурой до такой степени? Или полагаешь, что можешь затащить меня впостель, после чего я растаю, и мы разойдемся, пожелав друг другу всегохорошего? Нет! Не разочаровывай меня! Не хочу верить, что ты настолько поглупелс возрастом!

– Это не я поглупел, а ты похорошела. В постель я хотел бытебя затащить независимо от того, чем окончится наша маленькая игра.

Вика подумала, что не может понять, говорит он сейчас правдуили лжет и насколько наигранно вожделение в его глазах.

Официант поставил перед ними тарелки, но ни он, ни она непритронулись к еде.

– Чего ты хочешь, девочка моя?

«Девочка моя»... Он никогда не называл ее так прежде, а ейвсегда хотелось услышать это от него. Чтобы избавиться от щемящего чувства, онавозразила чуть резче, чем было нужно:

– Девочка твоя – это женщина, на которой ты женат, Кирилл. Ая уже давно не девочка.

– И давно не моя.

– Исключительно твоими усилиями.

– Я уже сказал тебе, что жалею! Клянусь, я жалею о том, какобошелся с тобой.

– Видимо, жалость проснулась в тебе за то время, что тысидел в камере. Потому что прежде ты мне об этом не говорил, – съязвилаВика.

– В какой-то степени ты права, – спокойно сказалон. – Раньше я не понимал, как сильно тебя обидел. А потом увидел, что тыготова на все, и понял, в чем причина. Можешь считать меня тупым бараном, нотак оно и есть.

«Все, – решила она, – пора. Сейчас как разподходящий момент для того, чтобы убедить его».

– Ты в самом деле жалеешь о том, что выгнал меня? –Голос ее дрогнул как раз в той мере, в какой и должен был. Это получилось отволнения другого рода – она страшно боялась, что Кирилл раскусит ее игру, новышло очень естественно.

– Да. – Убедительности ему было не занимать, потому чтомысленно он добавил: «Мне стоило убить тебя тогда – сейчас было бы меньшехлопот и плясок на задних лапках перед тобой, мстительная сука». – Я незнаю, что могу сделать для тебя, Викуш. Скажи, что?

«О-о, в ход пошли взятки. Ты слишком дешево рассчитываешькупить меня, милый».

Она молчала, опустив глаза, чтобы он не видел их выражения.Ее целью было убедить его в том, что она больше не представляет опасности, итеперь нужно было понять, не поторопилась ли она, не сдалась ли слишком быстро.

«Чертова сука... Хрен поймешь, что у тебя на уме. Я готовтрахнуть тебя сорок раз подряд, лишь бы ты отцепилась от меня. Неужели Давидправ и все получится проще, чем я ожидал?»

– Если я попрошу тебя отдать мне твой бизнес, тысогласишься?

Он подумал совсем немного и отрицательно качнул головой,увидев, где ловушка.

– Нет. Извини. Есть такие игрушки, которыми большие мальчикине жертвуют.

– Даже ради девочки? – нарочито удивилась она.

– Даже ради девочки, – усмехнулся Кирилл.

«Что, стерва, устраиваешь проверку? Если бы я согласился, тыбы поняла, что все это чушь, потому что ни один мужик в здравом уме не пойдетна такое... Не держи меня за кретина, придумай что-нибудь посложнее».

– А знаешь, Кирилл, ты мне уже дал все, что я хотела, –медленно проговорила Вика, – когда признал свое поражение. Ведь признал,правда? Наша с тобой встреча – лучшее тому подтверждение. Так что давай небудем тратить времени зря. Если хочешь знать правду, я все решила еще до того,как пришла сюда.

Она поднялась, воротник ее платья сдвинулся, открывая брошь,и золотая птица сверкнула под лучами вечернего солнца, падающими сквозь стеклянныйкупол. Кирилл перевел взгляд на украшение и окаменел, словно человек,толкнувший балконную дверь, за которой вместо тверди балкона оказаласьсвистящая пропасть в двадцать этажей с крошечными машинками на дне. Будтонаяву, его обдало дыханием ветра, готового слизнуть человека, балансирующего накраю бездны.

Вика не поняла, отчего он изменился в лице. Она смотрела наКирилла, заставляя себя выдавливать победительную улыбку, показывающую, что оназнает куда больше, чем говорит. Бывший муж смотрел на нее каким-то напряженнымвзглядом, и она улыбнулась еще шире. «Я переиграла тебя, потому что ты незнаешь, чего от меня ожидать», – говорила ее улыбка, и ни один человек незаподозрил бы эту женщину в лицемерии. Не заподозрил и Кирилл.

Глаза его сузились, превратившись в щелочки, и хотя Вика непонимала, с чем связана такая перемена, она уловила угрозу. Это был не ровныйфон опасности, окружавший ее прежде, а нечто, подобное вспышке. Как животное,инстинктивно бегущее при первых, еще не осознаваемых толком признаках лесного,пожирающего все пожара, она встала, не отдавая себе отчета в своих действиях, инаклонилась к нему. Золотая птица оказалась перед лицом Кирилла и уставилась нанего зеленым глазом.

– Я больше не держу на тебя зла, дорогой, – мягкопроговорила Вика, не замечая, что он не сводит застывшего взгляда с броши на ееплатье. – В конце концов, мы оба знаем, что теперь ты зависишь от меня, ане наоборот. Я не стану этим злоупотреблять.

Она повернулась и пошла к выходу, отсчитывая про себя такт,чтобы не ускорять шаги. «Бог мой, кажется, я его убедила. Главное, что я нигдене переигрывала... Если бы притворилась, что растаяла от его обаяния, он бы мнене поверил».

Кирилл достал телефон и набрал номер водителя, ждавшеговнизу.

– Сейчас выйдет женщина в черном платье, – очень тихо иотчетливо сказал он. – Поедешь за ней. Куда она, туда и ты. Понял?

– А вы, Кирилл Андре...

– Понял, твою мать? – страшным голосом повторилКручинин, и шофер заткнулся.

Кирилл отшвырнул трубку и уставился на прозрачную дверь невидящимвзглядом.

Официанту, пробегавшему мимо с подносом, показалось, чтомужчина за столиком издал странный звук, похожий на горловое рычание. Но,затормозив и бросив взгляд на хорошо одетого мужчину лет сорока с жесткимволевым лицом и ярко-голубыми глазами, отливавшими льдом, он решил, что ошибся.Такие не рычат. Они перегрызают горло молча, не размениваясь на лишние звуки.

«Она знает».