я понимаю, как один-единственный поступок может привести к последствиям, которые ты и вообразить себе не мог, и как мучительно потом раздумывать о том, что мог бы поступить иначе. — Потом, будто на что-то решившись, он смотрит на Арло в упор: — Я знал, что Питер спит с твоей матерью, еще до того, как она забеременела. Однажды застал их вместе, у него в конторе, и сразу понял: это часовая бомба, рано или поздно она сдетонирует. Но Питеру не сказал ни слова. Позже, когда мы все уже знали о беременности Ли, я едва не посоветовал Питеру воспользоваться собственной ошибкой и создать семью. Что могло измениться, если бы я почаще говорил с братом?

— Решать, как поступить, должен был Питер, не ты, — возражает Арло.

Айден качает головой.

— Когда речь идет о семье, все не так просто.

Арло думает о том, сколько раз он сам выбирал, как поступить, и как Арти своими действиями его направляла. А он, в свою очередь, направлял ее. Айден берет бутылку, ждет, пока Арло поставит стакан, наливает ему еще.

— Винный дух всегда кстати, когда ты в компании мертвецов, — замечает он. — Прости, кладбищенский юмор. Оставайся, сколько захочешь. Я пойду домой, как закончишь — догоняй.

— Я надолго.

— Не исключено, — соглашается Айден. — Но я поздно ложусь. Увидишь свет в окне — значит, я не сплю. — Айден встает. — Давай провожу тебя.

Арло берет бокал и вслед за Айденом идет по тускло освещенному коридору; перед ними закрытая дверь с двумя табличками, обе — предупреждения об опасности: одна — про легковоспламеняющиеся жидкости, другая — про формальдегид, который может вызывать рак.

Айден уходит, Арло будто парализует. Не думай, говорит он себе, просто действуй. Не думай, просто открой дверь. Так он и оказывается в бальзамировочной, не помня при этом, как отворил дверь, хотя и слышит, как она захлопывается у него за спиной. Обстановка и запах сбивают с толку своей привычностью, хотя происходят из совершенно разных миров. Свет — из танцевального клуба в Берлине, все вокруг кажется синим и темным, с неожиданными вспышками ярких белозубых улыбок на запруженном танцполе. Запах — школьный кабинет биологии. Арло так и видит зародыш поросенка на лабораторном столе, ощущает скальпель в руке. Перед ним лежит то, что должно быть Райаном, Арло отворачивается от тела, отчаянно ищет выключатель. Щелкает первым, анонимным, потом вторым с пометкой «УФ».

Поворачивается: перед ним металлический бальзамировочный стол. Тело, посередине спеленутое большим белым полотенцем, бледное, на живого Райана похожее не больше, чем статуя. Арло никогда не задумывался о том, чего бы он сам себе хотел после смерти, но мгновенно становится адептом кремации. Вот так вот смотреть на тело Райана без его разрешения, без его ведома — непростительное нарушение личных границ.

Даже не подумав, Арло подносит к губам стакан, который так и держит в руке, отпивает. Ошибку свою осознает мгновенно — приступ тошноты толкает его к раковине у дальней стены. Впрочем, рвоту ему удается остановить, он отвлекается на то, чтобы тонкой струйкой вылить виски в сливное отверстие. Хочется прополоскать рот, но вид чистого пустого цилиндра бальзамировочного аппарата слева, его змеящиеся трубки не позволяют взять ничего из этой комнаты. Справа стоит тележка, заваленная косметикой в пластмассовых корзиночках, тут же — щетки для волос, лак, гель. Коробка резиновых перчаток. Самые обыкновенные вещи.

Арло находит вращающийся стул, ставит его в паре метров от тела. Садится, закрывает глаза. Вот теперь он чувствует сквозь формальдегидную вонь сильный запах извести, а сквозь него — аромат массажного крема. Хочется отодвинуться от тела, но глупое суеверие не позволяет повернуться к трупу спиной — как будто та часть мозга, которая осталась у человека от рептилии, боится, что Райан встанет, пока Арло на него не смотрит. Арти отыскала лампу Аладдина, а Арло превратил сестру в человека, способного пустить эту лампу в дело.

Он пытается понять мотивы Арти: с какой именно целью она его сюда отправила? Ей, ясное дело, хочется, чтобы он увидел, что натворил, вот только ему никак мысленно не сопоставить то, что сейчас лежит перед ним, с тем человеком в реке. Не могут они состоять из одних атомов. Арло был последним, кто видел этого человека живым, разговаривал с ним. Какие последние слова произнес Райан? Он не может вспомнить.

И он, и Арти совершили то, чего, по мнению других, совершить не могли. Арло с трудом встает на ноги — на него давит груз содеянного. А теперь Арти хочет, чтобы он тащил на себе еще и Райана, тащил всю ночь и весь следующий день, тащил в церковь, терпел это прилюдно. Не хватит у него на это сил. Разве что сестра ему поможет.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В десять вечера Марч решает: жара спала, можно погулять с собаками. Как ему представляется, завтра после похорон, когда Арло вернется либо к Арти, либо к кочевой жизни, мать заставит отца его отсюда выставить — и из дома, и из города. Так что, пока есть возможность, нужно насмотреться на Олимп впрок. Марч шагает по городу, проходит мимо торгового центра, который построили, когда он еще был в седьмом классе. Рядом — автомойка, и вот они с собаками ступают по тротуару мимо больших витрин: парикмахерская, студия загара. Издалека доносится музыка. На месте видеопроката — винный магазин, он сейчас закрыт. В самом конце, где была прачечная самообслуживания, обнаруживается новый бар. Марч заглядывает внутрь, видит Лайонела. Торговец машинами, увенчанный ковбойской шляпой, смакует бокал вина.

— Можно войти? — спрашивает Марч у сотрудника, стоящего на входе. Кивает на своих собак.

— Прости, приятель. С животными в зал нельзя. Там, за углом, уличная терраса. Официантка подойдет.

Марч останавливается у окна, читает выгравированное на стекле название: «Нектар + амброзия: гастропаб». То, что он обнаруживает за углом, его несколько печалит: ясно, что заведение обречено. За столиками только две пары, обе за тридцать. У жен — по бокалу вина и никакой еды, мужчины, похоже, явились с собственными банками «Миллера», которые купили неподалеку на заправке. Остальные столы пустуют. Марч присаживается за ближайший, собаки обнюхивают землю в поисках упавшей еды. Терраса — выделенный участок автомобильной парковки, под ногой у Марча — доказывающая этот факт полустертая желтая линия.

В кармане звонит телефон. Вряд ли новости хорошие, но хорошо, что хоть кто-то о нем вспомнил. День и вечер в одиночестве мысленно переместили его обратно в Руидозо.

— Я у тебя на веранде, — докладывает Арло. — А ты где?

— Повел собак гулять и забрел