— Дашунь, я понимаю. Измену не легко пережить, — на деликатно кашлянула, — Кажется, что все, жизнь закончилась, но это не так. Надо просто найти точку опоры…

— Не было измены, — я продолжала реветь.

Мама озадаченно замолчала.

— Не было, — я заливалась слезами, — понимаешь, не было!

— Не понимаю.

— Ребенок есть, измены нет?

— Д-да, — с воем уткнулась в подушку.

Мама посидела, помолчала, а потом строго сказала:

— Давай-ка по порядку, что у вас там за Санта-барбара.

— Мы с ним в начале лета начали встречаться, — икая и шмыгая носом, я начала рассказывать, — а он оказывается еще до меня спутался с Аленой. Ну она и залетела! И сказала об этом вот только недавно! Представляешь! И теперь Егор женится на ней!

— То есть забеременела она еще до тебя? — аккуратно уточнила мама.

— Да!

— И у них любовь неземная, а тебя он просто использовал?

— Да нет никакой любви! Он ее терпеть не может! Просто со всех сторон на него насели. Родители пригрозили всего лишить.

— И Егор этот твой сразу хвост поджал и поскакал делать предложение, послав тебя в далекие дали?

— Мам!

— Прости, дорогая, я просто пытаясь разобраться!

— Никуда он меня не посылал, — возмущенно ответила я, — это я его послала! Он приперся, что-то говорил про совместное будущее, а я его послала. Сказала, чтоб катился к бабе своей беременной!

— И после этого он решил жениться?

— Да! — я снова застонала, — скотина!

От отчаяния внутри все разлеталось на осколки. Хотелось на стену бросаться.

— Эм-м-м, — мама зажмурилась, потерла бровь, пытаясь осознать масштабы катастрофы, а потом тихо произнесла, — Дашунь… а ты чего ждала-то от него? Ну после того, как он приполз, а ты его послала?

Чего я ждала? Не знаю! Наверное того, что внутри расцветет удовлетворение, убежденность того, что я все сделала правильно, прогнав наглеца. Не расцвело. Наоборот, усохло все, что только можно.

— Я не знаю, мам, не знаю, — шептала я, прикрыв глаза, с упоением всматриваясь в мысленный образ Магницкого, — не знаю.

Мама покачала головой.

— Как думаешь, будет он счастлив с этой девушкой?

— Это не девушка, а змея в человеческом обличии.

— Не важно. Будет или нет. Ты достаточно хорошо его знаешь, чтобы ответить на этот вопрос?

— Нет, конечно, — я прижала ладони к лицу, — там у родителей мечта была их поженить. Егору вообще плевать.

— А тебя он любит?

— Он никогда не говорил об этом.

— Я не о словах, Даш, а о том, что понятно и без них. Любит?

Я прикрыла лицо руками и на выдохе сказала:

— Любит.

— Уверена? — грозно спросила родительница.

— Да.

— А ты его? Любишь?

Без памяти, с первого взгляда. С первой наши встречи пропала, погружаясь все глубже и глубже.

— Люблю.

— Тогда почему не стала бороться за вас? За ваше счастье?

— Как, мам? Там ребенок, понимаешь! Ребенок! Как с ним бороться?

— С ним — никак. Да и не надо. Он ни в чем не виноват, и он — не помеха.

— Ну как же, мама!

— Я тебе открою страшную правду жизни, — усмехнулась мама, беря меня за руку, — не всегда все заканчивается как в сказке. И не всегда ребенок означает, что жили они долго и счастливо. Взрослая жизнь не делится на хорошо и плохо, на черное и белое. В ней много граней, не всегда приятных и таких, как бы нам хотелось.

Мне бы хотелось, чтобы все это оказалось, дурным сном. Чтобы я проснулась и оказалась с Магницком в том домике, на берегу озера, где мы были так счастливы.

— Если твой Егор нормальный парень — то будет рядом, будет помогать и поддерживать. Это правильно, — мама подняла руку вверх, обрывая мою попытку высказаться, — но для этого ему вовсе не обязательно разрушать все остальное. Еще ни один человек оставшись с кем-то просто потому, что это требовали обстоятельства, не стал счастливым. Я правильно поняла, что на этот шаг он решился только после того, как ты его оттолкнула?

— Да.

— Это просто порыв, злая эмоция, которая никому не принесет счастья. Ни тебе, ни ему, ни матери его ребенка, ни ребенку.

— Как же мне быть?

— Я не знаю Даш. Попробуй представить свою жизнь без этого молодого человека. Попробуй поставить себя на его место. Попробуй понять.

— Ага, понять и простить, — едко ответила я.

— Быть может, окажется так, что не только ему прощение нужно будет, но и тебе.

— А мне-то за что? — возмутилась я.

— За то, что отступила, когда надо было бороться.

Сердце ухнуло куда-то в пятки.

— Ты сама как считаешь? Сделала все, что в твоих силах, чтобы выбраться из этой западни?

Хотелось закричать, а почему я-то должна что-то делать, но под грустным, немного насмешливым взглядом матери, все слова исчезли. Я с трудом сглотнула, колючий ком в горле и беспомощно уставилась на нее.

— Я не хочу критиковать устои другой семьи — там свои порядки, свои ценности. И тем более не собираюсь заставлять тебя лезть в чужую жизнь, разрушать чужое счастье. Я прошу тебя просто все обдумать, заглянуть внутрь себя и найти ответ. Если ты отпускаешь Егора из благородства, чтобы он был счастлив рядом со своей женщиной и ребенком. Это одно. Если же ты просто отталкиваешь, желая причинить боль, отыграться. Это совсем другое. И в этом нет ни благородства, ни здравого смысла. Когда больно, обиженной быть легко, справедливой — сложно, — она потрепала меня по руке, — Давай, Дашунь. Посиди, подумай, реши все в первую очередь для самой себя. Я знаю, что ты справишься.

Мне б ее уверенность! Как я могу справиться, когда внутри все болит? Полыхает ядовитым пламенем? Как?

И ядовитый вопрос пробивается сквозь завесу обиды, причиняя нестерпимую боль. А что я действительно сделала ради того, чтобы нас спасти? Я даже слушать не стала его объяснения. Даже не потрудилась подумать о том, каково ему во всей этой ситуации. Слишком была занята собой и своими переживаниями.

— Спасибо мам, — просипела, стирая слезы, — ты права, мне надо подумать.

Она улыбнулась, легко поднялась с кровати и, подмигнув мне, бесшумно вышла из комнаты, оставляя меня наедине с колючими, неудобными мыслями.

На экране компьютера какие-то буквы, цифры, графики, а с смотрю сквозь них и ни черта не понимаю. Даже не пытаюсь. Взгляд то и дело опускается на экран телефона. Я больше не жду Дашкиного звонка, хотя чертовски хочется услышать ее голос. Ломка нереальная.