— Не могу! — меня уже накрывало. — Ты хочешь поставить крест на наших отношениях из-за того, что случилось еще до них. Даш, очнись! Мир не делится на черное и белое! Все ошибаются!

Она снова окатила презрительным взглядом, подливая еще больше масла в тот пожар, что разгорался внутри. Я не люблю уговаривать, не умею просить, прогибаться и юлить, особенно когда уверен в своей правоте. Ради Дашки сделал исключение, переступил через себя, но, похоже, что зря.

— Егорушка, милый, — с кривой улыбкой обронила она, — у тебя скоро ребенок родится. Вот и вали к его матери. Держи ее за руку, утешай, веди доверительные беседы, а меня оставь в покое.

— Знаешь, у меня создается такое чувство, что все это, — указал сначала на себя, потом на нее, — нужно только мне, а тебе похер. Ты даже счастлива будешь, если я на этой суке женюсь.

— А почему бы и нет? — Даша посмотрела на меня с вызовом. — Из вас выйдет прекрасная пара. Сука и кобель. И ты прав, мне похер.

Перед глазами — красная тряпка, в ушах — звон колоколов, где-то внутри за грудиной — ядерный взрыв.

Я никогда не был пай-мальчиком.

— Заебись, Дашунь. — протянул с усмешкой, чувствуя, как догорают последние предохранители, — просто заебись. Ну, раз похер, то погнали.

Она лишь тихо охнула, когда я рывком от нее отстранился и пошел прочь. Смотрела мне в спину, но так и не попробовала остановить.

Я молодец! Прогнала злостного осеменителя, вышвырнула его из своей жизни! Так ему и надо! Пусть катится к своей Алене, раз уж обрюхатил! Мне плевать!

Только в груди дыра пробита размером с кулак, и душа в агонии заходится, кричит «не отпускай его». Я победила, но радости ноль. Эта победа с привкусом гнили.

После дневного света в подъезде тьма, пугающая своей внезапностью. Надо идти домой, а сил нет — ноги не хотели подниматься по ступеням. Я сдалась, прислонилась к стене и медленно сползла вниз, до крови кусая губы, умоляя себя забыть, отпустить, не оборачиваться, но сердце упрямо рвалось за ним.

Глупое, зачем? Какое будущее у нас может быть? Как быть с ним, зная, что он другой заделал ребенка? Я не могла этого понять. Не хотела.

Между нами непреодолимое препятствие, горный пик, через который не перебраться, не перепрыгнуть, не перелететь, потому что крылья обгорели.

Хотелось завыть раненым зверем, но нельзя. Придти домой с зареванной покрасневшей физиономией — это значит попасть под допрос с пристрастием. Родители будут всеми силами пытаться выяснить, кто обидел их бестолковую деточку, а я пока не готова говорить на эту тему, не готова отвечать на вопросы.

Вдох. Выдох. Снова и снова, пока в голове не зашумело.

Я через силу поднялась на ноги, поправила сумку, оттягивающую плечо и побрела к двери.

— Ты чего, какая кислая? — спросила мама вместо приветствия, подозрительно всматриваясь в мои нервно блестящие глаза.

— Укачало, — соврала я и стала раздеваться, старательно отводя взгляд в сторону, — растрясло на обратной дороге так, что еле доехала.

Меня действительно иногда укачивало в поездах. Маменька об этом знала, поэтому не стала больше задавать вопросов относительно моего скорбного вида, и переключилась на более безопасную тему:

— Как отдохнула?

— Замечательно! Гуляли много, по музеям ходили, — я начала рассказывать, всеми силами имитируя восторг. Надеюсь, не переигрываю…

— Иди мой руки и давай обедать. Тебя как раз ждем.

— Я мигом, — убежала в ванну и, закрыв за собой дверь, облегченно выдохнула.

Щеки горели, глаза подозрительно блестели. После разговора с Магницким, я вся была как один сплошной сгусток нервов. Надо успокоиться, забыть…

Как бы не так!

— Дашунь, — мама тихонько поскреблась в дверь, — а тебя тут молодой человек разыскивал. Некий Егор.

Я мысленно застонала.

— Видать, потерял он тебя, — она попыталась пошутить, но ее шутка словно кирпичом по физиономии проехалась

— Потерял, — буркнула я. Повесила полотенце и пошла на кухню, а мама в легком недоумении последовала за мной.

Время медленно шло вперед и, по-моему, совершенно не собиралось выполнять свою основную функцию. А именно — лечить.

Каждый день дыра в груди становилась все больше, небо все темнее, а настроение все хуже. Я сходила с ума без Магницкого, высматривая его среди прохожих, на лекции в общем потоке, в магазине, за окнами автобуса.

Пусто. Пропал, будто и не было его никогда. Я гипнотизировала телефон, молилась, чтобы позвонил, хотя знала, что не отвечу. Так глупо. Так больно.

Ладно хоть Рыжова в универе все эти дни отсутствовала, иначе я бы с ума сошла от ревности. Кобра где-то притаилась, а может поедала очередного беспомощного птенца. Я все пыталась понять, как же так вышло? Как я могла просмотреть ее истинное отношение? Почему никого не слушала, защищала ее всегда, пытаясь найти хорошее там, где его и в помине не было?

Стыдно, перед самой собой. Поверила, да не там.

Чтобы хоть как-то отвлечься я стала ходить в кино. По три сеанса в день. На все подряд. Детектив, романтика, ужасы. Все равно. Главное, картинку побольше и звук погромче, чтобы все ненужные мысли из головы выбить.

Вот и сейчас, на экране комедия, народ вокруг угорает, а я стеклянным взглядом смотрю в одну точку и будто вообще нахожусь в параллельной вселенной.

Финальная сцена. Конец. Титры. И я с облегчением поднялась со своего места. Надоело. Пора искать другой способ переключиться. Уроки что ли поделать? Курсовик самой посчитать? А может шоппинг устроить? Купить какое-нибудь платьишко? Ремешок?

Почему бы и нет.

После сеанса я стала бродить по торговому центру, заглядывая то в один магазин, то в другой, еще не догадываясь, каким кошмаром все это обернется.

Красивый салон свадебных нарядов я заприметила издалека. Нежная вывеска «Эвелин», манила взгляд своей свежестью, легкостью, неуловимой грацией. Только меня от нее передернуло. В последнее время, слово свадьбы и все, что с ними связано вызывало отвращение.

Никогда не пойду замуж! Ни за что!

Твою мать…

За начищенным до блеска стеклом были видны все внутренности магазина. Изящные платья, изысканные мужские костюмы, всякие веера, шляпки, цветы, перчатки. Но все это полная ерунда по сравнению с девушкой, крутящейся перед зеркалом в белом, струящемся платье.

Рыжова, подбоченясь, придирчиво осматривала себя со всех сторон, а неподалеку ее мама о чем-то оживленно разговаривала с консультантом.

Надо бежать отсюда, пока не поздно! Но не могу сделать и шага. Ноги намертво прилипли к полу.

И тут, по закону подлости, тетя Таня меня заметила, радостно помахала рукой и чуть ли не бегом бросилась в мою сторону. А я стояла и не могла отвести взгляд от Алены, которая смотрела на меня не скрывая торжества.