Ответ из Москвы был краток: «Никаких шагов в отношении Конради принимать не будем. Держите его в поле зрения».

В другом случае пришлось «поправлять» Лимба, воспитывать, благо, что он воспринимал это с пониманием и без обид.

В середине августа 1956 года Лимб отправился на своей машине в ФРГ, в краткосрочный, отпуск. По дороге решил навестить своего старого друга, члена Германской компартии. На рассвете, подъезжая к дому товарища, Лимб заметил необычно усиленное движение полицейских машин в городе. «Что бы это могло означать?» — подумал он, не придав особого значения ажиотажу блюстителей порядка. Зашел к товарищу — в квартире встревоженная жена друга.

— Что-нибудь случилось? — спросил Лимб, предчувствуя недоброе.

— Сегодня ночью муж получил условный звонок по телефону. Правительство Аденауэра приняло решение о запрете компартии Германии. В городе идут обыски и облавы на членов партии.

— И где сейчас твой муж?

— Он еще ночью спешно покинул дом, даже ничего с собой не захватил. Тебе тоже здесь не следует задерживаться. Вот-вот полиция нагрянет сюда.

— Может быть, ему надо чем-то помочь?

— Не мог бы ты ему завезти пару рубашек. Я мигом соберу. Находится он в надежном месте.

И она назвала адрес, по которому скрывался муж.

Когда Лимб сел в машину, то в зеркале заднего вида заметил, как к дому подъехала полицейская машина. Они разминулись буквально минутами. К счастью Лимба, полицейских не заинтересовала его машина с иностранным номером, и ему удалось без помех доставить сумку с бельем товарищу, ушедшему в подполье.

Вернувшись из отпуска, Лимб подробно рассказал мне о своих приключениях во время поездки.

— Конечно, мужская дружба и взаимовыручка — дело хорошее и нужное, — начал я издалека, — однако тебе необходимо всегда помнить о том, кто ты, понимаешь?

— А что, разве я поступил неправильно?

— В обычных условиях я наверняка и сам бы так поступил, но в данном случае ты допустил ошибку.

— Я только помог другу в беде, что в этом плохого?

— Ты помог в беде нашему единомышленнику, и за это тебе большое спасибо. Видишь ли, твой поступок не увязывается с железными правилами конспирации нашего сотрудничества. Посуди сам, ты помог товарищу, а себя поставил под надзор полиции. Твой друг наверняка обошелся бы и без запасной пары рубашек. Сравни сам, что важнее: пара белья или та работа, которую ты выполняешь с нами вместе? Пойми меня правильно. Твои действия в данном случае нельзя одобрить. Это неоправданный риск, последствием которого вполне мог бы быть провал.

— Не надо сердиться… Ведь полиция вообще не обратила на меня внимания. Я уже отъезжал, когда они подъехали, — упорно настаивал Лимб.

— Согласен, однако номер твоей машины могли заметить соседи, прохожие и сообщить полиции. А «Интерпол», как ты знаешь, работает четко.

— Да-а, о таком варианте развития ситуации я не подумал, — с сокрушенным видом протянул Лимб.

— Давай договоримся: больше такой самостоятельности не проявлять. Наша безопасность заключается в неукоснительном и строгом соблюдении конспирации и разумной осторожности, что является основой успеха нашего важного и ответственного дела. И к этому надо отнестись очень серьезно.

Лимб молча и сосредоточенно внимал моим словам.

— Сейчас самое главное — убедиться в том, что ты не находишься на примете у местной полиции, — продолжил я как можно строже. — От выполнения оперативных заданий придется временно нам с тобой воздержаться. Так надо. Следи внимательно за обстановкой вокруг себя, не будет ли попыток со стороны завязать с тобой знакомство, случаев навязчивого общения или слежки. Со своими информаторами пока не встречайся. Следующую встречу проведем через месяц. Так надо, повторяю, в интересах твоей безопасности и нашего общего дела.

Я видел по напряженному выражению лица, как Лимб тяжело переживал «отлучение» на месяц. Но вняв, как говорится, голосу разума, он согласно кивнул головой.

Случались и другие «рабочие моменты», но в целом мы сохраняли атмосферу крепкой дружбы, взаимного доверия и симпатии.

Бывают иногда «нештатные ситуации» и в Центре, хотя, быть может, не такие острые и не с такими возможными драматичными последствиями, как у нелегалов. Сама разведка с нелегальных позиций, где, казалось бы, каждому расписано, что и как делать в Центре или здесь, за рубежом, в рамках очерченных штатных ситуаций, всегда оставляет поле для импровизации в случае возникновения непредвиденных обстоятельств: ведь всех сочетаний случайных, нелепых, непредвидимых фактов и факторов не предусмотришь, как ни старайся. И конечно, каждый сбой, неувязка, когда что-то не так вдруг происходит за рубежом, вызывает в Центре малые или большие «нештатные ситуации», добавляет седин, особенно если причина кроется в нечетком срабатывании технологической цепочки.

К сожалению, порой случается, что разведчик, находясь за рубежом, сталкивается с просчетами, допускаемыми его коллегами в Центре. Причем в такие острые, критические моменты, когда их меньше всего ожидаешь. Что делать нелегалу в таких поистине «нештатных ситуациях»? Можно, конечно, возмущаться, переполняться справедливым негодованием и… оставаться без радиосвязи, документов или валюты, то есть усугублять просчет, допущенный в одном из звеньев разведывательной цепи, своими собственными ошибками. А можно, относясь к неувязкам в столь сложном разведывательном организме трезво, философски, как к чему-то возможному и неизбежному, искать выход из подобных ситуаций, стремясь ослабить негативные последствия сбоя и вновь восстановить четкость в действиях.

Разведчик-нелегал не вправе растрачивать душевные силы и время на бесплодные поиски причин «сбоя» или виновного в нем. Высокая ответственность за безопасность Отечества понуждает разведчика с пониманием относиться к превратностям судьбы.

В конце каждого года мы получали из Центра новую программу односторонней радиосвязи на первое полугодие. Однако на этот раз нам ошибочно прислали программу радиосвязи не на первое полугодие 1964 года, а на второе, то есть практически мы остались без связи на целое полугодие, так как не знали новых частот, позывных, дней и часов работы Москвы для нас. Сообщив об этом неприятном недоразумении в Центр, я решил самостоятельно поискать выход из создавшегося положения, благо опыт, приобретенный в годы войны в тылу врага, когда приходилось работать на рации и на прием, и на передачу в особо тяжелых условиях, меня кое-чему научил.

Начиная с 1 января я терпеливо стал искать московский передатчик в обычные для связи вечерние часы и в предполагаемом по наитию диапазоне частот. Надеялся разыскать передатчик по «радиопочерку» оператора, что является своеобразной визитной карточкой. Один вечер, второй, третий. Обычная разноголосица в эфире. Наконец-то слышу знакомые всхлипывания морзянки. Еще не веря в удачу, записываю передаваемый цифровой текст. Рядом стоит Жанна и с нетерпением и любопытством заглядывает мне через плечо, тут же определяет, что передача адресована именно нам.