Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если она будет настаивать на том, что ничего не подпишет, ее действительно убьют. Антону этого уже хочется, по взгляду видно! В чем-то Илья прав: мертвой все равно, что там происходит с живыми, и даже если Мирин доберется до них, ее это не порадует.
Поэтому ей нужно было не просто тянуть время, ей нужно было разозлить их. Виктор ведь сам дал ей подсказку! Если ее изобьют, она потом сможет обратиться в суд, рассказать про давление… Может, это сработает? А если так, она готова была вытерпеть любую боль!
Но этим трюком она могла обмануть только Виктора или Антона. Илья, увы, слишком хорошо знал ее. Он мгновенно сообразил, что она собирается сделать, разгадал ее выражение лица, узнал решительность во взгляде.
И все испортил.
Прежде, чем она успела сообразить, что происходит, он вырвал у нее из рук щенка, которого она по-прежнему прижимала к себе. Песик заскулил и попытаться выкрутиться, да куда там — его пока слишком просто было удержать за шкирку.
— Отдай! — Кира рванулась к нему, но Антон снова швырнул ее обратно в кресло, и на этот раз остался рядом, мешая ей встать.
— Ты действительно думаешь, что это сработает? — поразился Виктор.
— Почему бы не попробовать? Убить ее мы всегда успеем! Она очень привязана к этой псине, что-то может получиться.
— Не смей! — взмолилась Кира. — Он же маленький совсем!
— Маленький, поэтому я ему шею сверну за секунду. Ты знаешь, что я могу.
— Нет, — прошептала Кира. — Я не знала, что ты можешь…
— Тогда сюрприз — могу. Долго ждать мы и правда не можем, твой друг адвокат склонен к непредсказуемым звонкам и визитам. Все нужно заканчивать сейчас, Кира. Поэтому или на счет три ты подписываешь документы, или я избавляю тебя от питомца. Бумаги ты, возможно, все равно подпишешь, но его это уже не вернет, правда? Раз…
Он мог это сделать. У него были глаза человека, который способен это сделать. Его жестокость была такой неожиданной и очевидной, что поразила даже незваных гостей, и они больше не обращались к Кире, предоставив все Илье.
— Илья!
— Два…
— Подожди! Ладно, хорошо, я подпишу!
— Я знал, что ты будешь сотрудничать, — усмехнулся Илья, возвращая песика.
Испуганный Супчик сжался у нее на коленях, а Кира чувствовала, как ее бьет мелкая, ослабляющая дрожь. Шок, страх, горечь предательства — в ее душе смешалось все. Она знала, что подводит Шереметьева, и не хотела этого.
Но что еще оставалось? Она совершила только одну ошибку: подпустила к себе человека, который этого не достоин, хотя Мирин предупреждал ее, что наркоманам нельзя доверять. А за ошибки нужно платить!
Поэтому она все подписала. Как ни странно, она не чувствовала сожаления о том, что лишилась денег — она знала, что справится, выживет, что бы ни случилось. Нет, жалела она лишь о том, что не смогла выполнить последнюю волю Шереметьева и позволила людям, сгубившим его, победить.
Когда все было закончено, Антон бесцеремонно поднял ее с кресла за локоть.
— Пошла! Вон из моего дома!
— Я могу хотя бы вещи свои забрать? — холодно спросила Кира.
— Нет у тебя больше здесь своих вещей. Пошла прочь!
Илья смотрел на все это и не возражал.
Они действительно заставили ее уйти просто так — без вещей, без телефона, в никуда. У нее осталось только то, что было надето на ней в этот момент, щенок, да еще кольцо с рубином, которое Супчик удачно прикрыл своим пухленьким тельцем. Ее жизнь снова извратили, изменили, перевернули…
И она понятия не имела, что делать дальше.
Осень стала холодной быстро и неожиданно. Утром еще было солнечно и вполне тепло, а уже к вечеру полили холодные дожди. Но это не раздражало Киру, напротив, такая осень приносила в душу странный покой. Ее серые краски были так не похожи на то, что было с ней раньше, всего неделю назад — и что до сих пор причиняло ей боль.
А для ее сегодняшних планов осень и вовсе была идеальна. Кире нужно было уединение, а дождь сгонял с аллей старого кладбища даже тех редких посетителей, что заглядывали сюда в такое время.
Войти через главные ворота она не могла, никто не пустил бы ее с собакой. Но она знала обходной путь, а идти без Супчика не собиралась. Слишком мало времени прошло после ее изгнания из дома, слишком страшно ей было оставаться совсем одной!
Хотя она справлялась, да и потом, все оказалось не так уж плохо. После того, как она подписала документы, Мирин был ничем ей не обязан, и все равно он не бросил ее. Он помог ей снять небольшую комнату, дал деньги на первое время. Она пообещала, что все вернет. Он сказал, что это не нужно.
Ей было горько из-за того, как сильно она подвела Шереметьева, поэтому Кира постаралась просто отстраниться от этой истории. Она прекрасно знала, что семейство Завьяловых на пару с Мысленко сейчас будут торжествовать везде и всюду. Поэтому Кира не смотрела телевизор, не покупала газеты и даже мимо витрин с журналами старалась проходить побыстрее. Пусть радуются, все равно рано или поздно все станет на свои места. Должна же быть хоть какая-то справедливость, правильно?
Она не скучала по роскоши, по деньгам, к которым так и не успела привыкнуть. Да и сказать, что Шереметьев совсем ничего ей не оставил, было бы несправедливо. Она сама изменилась, он подарил ей новые знания о ее семье — а значит, веру в себя. Ей даже проще было примириться с тем путем, который избрала ее мать, теперь, когда она знала всю правду о Елене Лисовой.
Лишь с одним Кира пока примириться не могла: с предательством Ильи. В первые дни она еще пыталась разобраться, возвращалась к воспоминаниям о нем, хотя это было мучительно больно, все спрашивала себя, что она упустила, какое предупреждение просмотрела.
Да не было никакого предупреждения! Просто одного человека заменили на другого… Того, которому она помогла и которому научилась доверять, — на того, кто готов был продать ее, если заплатят побольше. Стоило Кире вспомнить об этом, и от урагана эмоций кружилась голова. Гнев — это понятно. Обида. А еще — омерзение от того, что она подпустила этого человека так близко и к душе, и к телу.
Но что случилось, то случилось. Исправить Кира уже ничего не могла, поэтому она просто отстранялась от произошедшего. Запрещала себе помнить об этом, думать об этом. Делала вид, что ничего не произошло. Это была сомнительная стратегия, и она знала, что рано или поздно ей придется разобраться со своими чувствами к Илье. Но это был тот случай, когда лучше все-таки поздно!
Дождь усилился, и она пониже надвинула капюшон, разыскивая нужный участок. Она пришла впервые, но знала, что будет приходить снова, ей просто нужно было запомнить путь сюда.
Супчик, уже промокший, и вовсе чувствовал себя прекрасно. Он только-только научился ходить на поводке и явно гордился этим умением, которое доступно только домашним собакам. Он не думал ни о потерянном доме, ни о человеке, которого тоже любил…