— Меня это не волнует, даже если он налил кислоты тебе в штаны. Я говорил тебе, чтобы не трогал его. Если он сейчас умрет, из него сделают мученика. Ты хоть представляешь, как сложно вести кампанию против ангела-мученика? Появится множество теорий о том, как он мог бы противостоять той или иной политике...

— Какое мне дело до вашей ангельской политики?

— Дело есть, поскольку так говорю я. — Политик поправляет манжеты. — Впрочем, какая разница? Тебе никогда не подняться выше среднего демона. Ты попросту не способен понять политическую стратегию.

— Все я прекрасно понимаю, Уриил. — Велиал вздергивает губу, словно рычащий пес. — Ты сделал из него парию. Все, во что он когда-либо верил, все, что он когда-либо говорил, станет лишь бредом падшего ангела с крыльями демона. Я понимаю это даже лучше тебя. Я это пережил, помнишь? И если это дает тебе какое-то преимущество — мне плевать.

Уриил яростно смотрит на Велиала снизу вверх:

— Делай, что я сказал тебе. Ты получил крылья в качестве платы за услуги. А теперь уходи.

Здание сотрясается от нового взрыва.

Остатки воли покидают меня, и я больше не могу удерживать голову. Я обвисаю в руках Раффи. Глаза открыты, но ничего не видят, дыхание едва заметно.

Я почти труп.

— Нет! — Раффи крепко сжимает меня, словно надеясь удержать душу в моем теле.

В поле зрения появляется перевернутая дверь. Из-за нее плывут клубы дыма.

Хотя боль не дает мне ощутить тепло Раффи, я чувствую его объятия, чувствую, как он раскачивается, раз за разом повторяя:

— Нет...

Его близость успокаивает меня, и страх слегка отступает.

— Над чем он там убивается? — спрашивает Уриил.

— Над дочерью человеческой, — отвечает Велиал.

— Нет! — с нарочитым возмущением заявляет Уриил. — Не может быть! После всех предупреждений, что от них следует держаться подальше? После его крестового похода против этого низменного отродья?

Уриил кружит вокруг Раффи, словно акула.

— Посмотри на себя, Раффи. Великий архангел стоит на коленях с парой крыльев демона за спиной. И держит в объятиях дохлую дочь человеческую? — усмехается он. — Похоже, Бог и впрямь меня любит. Что случилось, Раффи? Неужели жизнь на земле стала для тебя слишком одинокой? Столетие за столетием, и никого рядом, кроме нефилимов, на которых ты столь храбро охотился?

Раффи не обращает на него внимания, продолжая поглаживать мои волосы и раскачиваясь вместе со мной, словно убаюкивает ребенка.

— Как долго ты сопротивлялся? — спрашивает Уриил. — Отталкивал ли ее? Говорил ли, что она значит для тебя не больше любого другого животного? О Раффи, неужели она умерла, думая, что ты к ней безразличен? Как трагично! Душераздирающее зрелище!

Раффи пронзает его убийственным взглядом:

— Не говори так о ней!

Уриил невольно пятится.

Здание снова содрогается. На умирающих скорпионов сыплется пыль. Раффи отпускает меня и осторожно кладет на бетон.

— Мы закончили, — говорит Уриил Велиалу. — Можешь убить его после того, как он станет известен как падший ангел Рафаил.

Его плечи властно расправлены, но ноги явно спешат к выходу. Велиал следует за ним, волоча в пыли оторванное крыло. При виде перепачканных в грязи белоснежных крыльев Раффи моя душа разрывается на части.

Раффи наклоняется надо мной, откидывая волосы с моего лица, а затем бросается бежать следом за Уриилом и Велиалом. Рыча от ярости, он распахивает дверь и молнией взбегает по лестнице.

Впереди Раффи слышатся быстрые шаги двух пар ног.

Наверху с грохотом захлопывается дверь.

От двери и стен эхом отдаются удары. Что-то с грохотом падает, затем с лязгом катится по лестнице. Раффи рычит, словно рвущийся с поводка бешеный пес. Что его удерживает? Почему он прекратил погоню?

Он сбегает по лестнице и останавливается в дверях, тяжело дыша. Бросив взгляд на меня, лежащую на бетонном полу, он набрасывается на один из резервуаров.

Слышен его яростный вой. Стекло разбивается вдребезги, хлещет вода.

Что-то с влажным звуком падает на пол. Слышен визг чудовищ, разлученных с их жертвами. Я не могу понять, какие взрывы и крики доносятся сверху, а какие — результат неистовства крушащего лабораторию Раффи.

Наконец, когда уже больше ничего не остается, он замирает, окруженный осколками. Его грудь тяжело вздымается, он оглядывается по сторонам в поисках того, что еще можно разбить.

Оттолкнув ногой битое стекло и остатки лабораторного оборудования, он смотрит на пол, затем нагибается и подтаскивает ко мне какой-то предмет.

Это его меч. Раффи поворачивает меня так, чтобы оружие можно было вложить в ножны, которые до сих пор висят за моей спиной. Я ожидаю, что сейчас на меня навалится вес меча, но почти ничего не чувствую.

Раффи берет меня на руки. Боль ушла, но я полностью парализована. Мои голова и руки безвольно свисают, как у трупа, не успевшего окоченеть.

Он несет меня через дверь на лестницу, и мы поднимаемся туда, где раздаются взрывы.

Сперва Раффи спотыкается, едва держась на ногах. Не знаю, что тому причиной — последствия операции или прилив адреналина после приступа бешенства.

Порезы на его шее и ухе уже перестали кровоточить, они заживают у меня на глазах. С каждым шагом он должен становиться сильнее, но дыхание все еще тяжелое и неровное.

В какой-то момент он прислоняется к стене и прижимает меня к себе.

— Почему ты не убежала, когда я приказал? — шепчет он возле моих волос. — Я с самого начала знал: твоя преданность тебя погубит. Просто никогда не думал, что это будет преданность мне.

Лестницу сотрясает очередной взрыв, и мы движемся дальше.

Раффи перешагивает через лежащие на лестнице исковерканные перила. В стенах с обеих сторон зияют рваные дыры.

Наконец добираемся до верха. Раффи наваливается на дверь, и мы оказываемся на первом этаже.

Это зона военных действий.

Кажется, будто всякий, кто не стреляет, уворачивается от пуль.

В конце вестибюля ангелы срывают с себя пиджаки, бросаются к входной двери и взмывают в воздух, едва оказавшись снаружи. Но пули находят цель, и каждый третий падает вниз окровавленным комом перьев. Их расстреливают, словно в тире, поскольку с этой стороны есть только один выход.

Раздается взрыв, сверху падают обломки мрамора и светильников.

На нас сыплется пыль и мусор.

Во все стороны разбегаются люди. Многие женщины на высоких каблуках, они скользят и спотыкаются на битом стекле. Могу поклясться, что некоторые, минуту назад бежавшие в одну сторону, теперь бегут в другую, перепрыгивая через людей и ангелов, неподвижно лежащих на полу.