и не нужны. Она поймет, что это ты, — я указываю на Джереми. — Ты тоже. Сес, возможно, и покончила со своей влюбленностью ко мне, но я все еще ее друг детства. Такая спокойная душа, как у нее, разлетится на куски, если она узнает, что ты тронул хоть один волосок на моей великолепной голове.

Джереми поднимает клюшку, но даже не замахивается ею в мою сторону.

Чертовы дураки. Вот что происходит, когда ты подчиняешься таким низменным чувствам, как любовь. Ты становишься слабым и в конце концов проигрываешь.

Я всегда, без исключения, буду властвовать над этими идиотами.

Николай хватает меня за воротник и бьет кулаком, отчего я отлетаю к машине.

— Зато я могу сломать тебе кости и съесть их на завтрак.

— Я пропустил сообщение о том, что ты собака?

— Ты думаешь, что я шучу? Я прикончу тебя.

— О? — я выпрямляюсь и демонстративно вытираю свежую кровь, запекшуюся на моей уже разбитой губе. — Ты уверен? Подумай о том, на кого ты пытаешься произвести впечатление и какую роль я играю в его жизни.

Так что нет, Николай не подойдет к моему брату ближе, чем на километр — по крайней мере, не с функционирующем членом — но не мешало бы заставить его поверить, что я допущу это по своим скрытым мотивам.

Его кулаки сжимаются, но он не двигается.

— Что ты делаешь? — Джереми спрашивает его. — Ты хотел этого, разве нет?

Рычание Николая наполняет воздух, и он пинает одну из машин. Громкая сигнализация заполняет тихую парковку, а он продолжает рычать, как загнанный в угол зверь.

Я похлопываю его по плечу и шепчу:

— Брэн хороший, а я нет. Имей это в виду, когда попытаешься сделать что-нибудь смешное.

— Пошел нахуй.

— К счастью, ты не в моем вкусе, — а вот твоя сестра — да.

Но я не говорю этого, пытаясь остаться вежливым и, главное, сохранить на сегодня свои яйца в целости и сохранности. К тому же я и так уже избит.

Я неторопливо сажусь в машину и с громкими оборотами двигателя уезжаю, наблюдая за тремя дураками в зеркало заднего вида.

Никогда не наступит тот день, когда я окажусь в одном ряду с ними. Даже если мне придется отрезать себе руку, чтобы предотвратить это.

Глава 23

Мия

— Что случилось? — показываю я, судорожно вглядываясь в окровавленное состояние Николая.

Он полуголый, его лицо представляет собой карту багровых синяков, разбитая губа и опухший глаз. Хуже всего то, что в его потемневших глазах застыл маниакальный, отрешенный взгляд.

— Обычный бой, — дипломатично отвечает Джереми, не пытаясь скрыть фальшивый тон.

Киллиан ведет Николая в гостиную и с нулевой мягкостью бросает его на один из диванов, затем идет к шкафу и достает аптечку.

— Больше похоже на то, что его избили ни за что, — мой кузен прижимает спиртовую марлю к залитому кровью носу Нико. — Я стал студентом-медиком не для того, чтобы исправлять ваши ошибки.

— Кто-нибудь скажет мне, что происходит? — я смотрю на них троих.

С тех пор как Майя и Гарет уснули, я вышагивала у входа в особняк и представляла себе всевозможные сценарии. Мне в голову не приходило, что все будет настолько плохо.

Представьте себе мою реакцию, когда они втроем вернулись после часа ночи. У Киллиана раздраженное выражение лица, а Николай, похоже, готов убить целую деревню.

Джереми — единственный, кто кажется достаточно спокойным, когда говорит:

— Он дрался с Лэндоном.

Мое сердце так сильно колотится, что мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы перевести дыхание.

— Кто кого пригласил? — показываю я.

— Лэндон, — говорит Джереми. — Он отправил нам четверым сообщения с приглашением посмотреть, как он выставляет Нико дураком.

Этот ублюдок.

Вот почему Килл и Нико ушли с ужина, не оглядываясь.

Как он посмел испортить мой семейный ужин? Да еще и избить моего брата?

Я встаю перед Николаем и заставляю его посмотреть на меня.

— Ты проиграл этому ублюдку?

— Я избил его до полусмерти.

— Хорошо, — показываю я, а в сердце закрадывается странная искра боли.

— Он выиграл только… — Киллиан наносит мазь, не проявляя никакой мягкости. — Потому что Лэндона дисквалифицировали.

— Я бы все равно выиграл, — рычит Нико. — Вы видели, как я использовал его словно боксерскую грушу.

— А потом ты отпустил его, потому что кто-то случайно крикнул, чтобы ты остановился, — Киллиан цокает языком.

Руки брата сжимаются в кулаки, он нащупывает в штанах сигарету и засовывает ее между губами.

— Временное упущение в рассуждениях.

— А случай на парковке тоже был временным упущением? — спрашивает Джереми. — Он был у нас в руках, и мы могли бы похоронить его заживо в тот же момент, но ты решил его отпустить

— Ты тоже отпустил его, — мой брат направляет сигарету на Киллиана, который закончил вытирать кровь. — И ты тоже, ублюдок.

— Он брат Глин, и сколько бы она ни говорила, что не ладит с ним, она беспокоится о нем и никогда не переставала видеть в нем своего брата. Я бы предпочел, чтобы комар остался жив, каким бы надоедливым он ни был, вместо того чтобы рисковать потерять ее. Кроме того, он никогда не удовлетворен тем, на что идет, и тем хаосом, который создает. Чтобы сохранить прежний уровень развлечений, ему ничего не остается, как расширять свои дьявольские планы. Он не может вечно оставаться безнаказанным и в конце концов самоуничтожится. Когда это произойдет, я обязательно предложу Глин плечо, чтобы поплакаться.

— Килл прав, — Джереми проводит рукой по лицу. — Я бы с удовольствием забил его до смерти, но лучший выбор — смотреть, как он роет себе могилу. Может быть, мы можем даже помогать ему копать быстрее, не принимая непосредственного участия в его гибели.

Я смотрю между ними, и боль в моем сердце расцветает и распространяется по всей груди. Что все это значит?

Почему я совершенно озадачена их враждебностью к Лэну, ведь еще недавно я разделяла ее?

Мои губы раскрываются, когда тяжесть моих собственных слов разбивается о мою грудь.

Ключевое слово разделяла. В прошедшем времени.

Не так давно я страстно ненавидела Лэна и лично организовала его падение. Черт возьми, я отправилась шпионить для Джереми, чтобы принять участие в уничтожении Лэндона.

И все же этот план превратился в нечто плотское и совершенно неузнаваемое. В дымку опасной похоти и сильного желания. В красный туман, сквозь который я вижу только его.

Я все еще ненавижу этого ублюдка до глубины души, но, похоже, не могу спуститься