Они шли и шли, тяжело ступая по весенней воде сапогами-броднями. До деревни, до города Кирова, до их общаги и окончания института оставался не один километр пути и не один год жизни и, конечно, ещё не одна весновка.

Так было, было, было…

Институт давно позади. Я уже несколько лет работаю охотоведом. Студенческие годы понемногу забываются. Только иногда при встречах с друзьями нет-нет да и вспомнится Киров, наше общежитие, безмятежно прожитые годы – лучшие годы моей юности. После этих воспоминаний наваливается такая тоска, что хочется всё бросить, сесть в поезд и укатить туда, где когда-то жил и учился. Хочется побродить по городу, зайти в институт, подняться по большой лестнице до пятого этажа. Нашего этажа, где расположены охотоведческие аудитории, в которых занимались многие поколения биологов-охотоведов. Учились до меня, будут учиться и после. Хочется проехать по всем районам Кировской области, где доводилось охо0титься, общаться с людьми, где меня, может, еще не забыли, как не забыл я эти места.

Наконец я решаюсь. Отпуск на работе – в начале сентября. Билеты до Кирова куплены. Беру охотничье ружьё, патроны, кое-что из вещей и еду на вокзал, сажусь в поезд. Ночью долго не могу заснуть, лежу в купе и вспоминаю, вспоминаю…

Вот и Киров. Ворота города – вокзал. Он такой же, как и тогда, когда я приехал сюда в первый раз поступать в институт, и кажется, что вот-вот встречу в зале сокурсника. Но кругом лишь незнакомые озабоченные лица. На привокзальной площади сажусь в троллейбус, занимаю место у окна, смотрю на знакомые улицы, и вновь охватывают меня волны воспоминаний.

Вот и сельхозинститут, главный корпус. Захожу и поднимаюсь на пятый этаж, заглядываю в аудитории. Многое изменилось. Но охотоведов готовят по-прежнему здесь. Увидел знакомых преподавателей.

И они меня вспомнили, стали расспрашивать, как живу, зачем приехал. Объяснил, что замучила ностальгия, что собираюсь побывать в знакомых местах, навестить дорогих моему сердцу людей. За разговорами не заметил, как наступил вечер. Вновь пора было на вокзал…

Утром вышел на нужной мне станции. До деревни, где жили лесник дед Иван и его жена баба Даша, пешком двадцать километров. В былые годы мы с друзьями частенько жили у них и охотились. Особенно запомнилась первая охота на медведя, после которой над нами смеялось всё общежитие, хотя мясо застреленного нами домашнего быка было очень даже неплохим.

На улице прохладно, и я после тёплого вагона никак не могу согреться. Забросив ружьё и рюкзак за плечи, иду по раздолбанной дороге. Ох уж эти российские дороги! Через час мне становится жарко, и я перехожу на более медленный шаг. Спешить некуда.

Про себя думаю: «Как там дед Иван и баба Даша? Наверное, уже совсем старенькие. Они и тогда-то были в годах, а сейчас столько лет прошло. Вспомнят меня или нет? Должны…»

– Ой, кто это? – услышал я женский голос, когда подошёл к крыльцу знакомого дома.

Оглянулся и увидел перед собой бабу Дашу. Такую же, как и прежде, только на лице стало больше мелких морщинок.

– Баба Даш, это я, студент. Не узнаёте?

Она внимательно всмотрелась в мое лицо:

– Касатик, это ты? Я сразу и не признала. Изменился, возмужал. Каким ветром к нам занесло? Один или с друзьями-шалопаями? – улыбнулась старушка.

– Один, баб Даш. Решил вот навестить вас. Воспоминания одолели. А ребята по стране разъехались, теперь всем вместе на охоту и не собраться. Я-то им писал, приглашал, да только никто не смог – дела. А где дед Иван? Я ему бутылочку водочки привез…

Баба Даша опустила голову и кончиком платка вытерла глаза:

– Одна я, почитай, уже три года. Погиб дед Иван. На охоте погиб. А ты заходи в избу-то, всё тебе и расскажу. Поживёшь у меня?

– Хотелось бы пожить. Дней несколько. Побродить по полям, поохотиться. Дичь, наверное, ещё сохранилась?

– Куда ей деться. Охотников в деревне нет. Вымирают тихонько деревни. – Она открыла дверь и пропустила меня в избу.

В ней было всё как прежде. Чисто и аккуратно. На стене две фотографии: деда Ивана и бабы Даши. Фотографировались сразу после свадьбы. И опять нахлынули воспоминания, как выпивали мы с покойным дедом Иваном в этой уютной избе…

– Что, касатик, в баньку сходишь? – вернула меня к реальности баба Даша. – Я сегодня истопила, суббота ведь. Как чувствовала, что приедет кто. Там и венички есть. А я пока на стол накрою…

Она дала мне чистое полотенце, и я пошёл в баню. Всякий раз, когда заходил в неё, чувствовал дух леса, луговой травы, берёзовых веников, мёда, хлеба. И сейчас от этих запахов закружилась голова. Сел на полок, закрыл глаза, вновь вспомнил деда Ивана, построившего эту баньку много лет назад.

Мылся я долго. Несколько раз грелся в парилке, хлестал себя веником. Допарился до того, что стало пошатывать. Выйдя на улицу, немного посидел на лавочке, глядя на звёздное небо.

В доме уже был накрыт стол, посередине которого стоял самовар. Я достал бутылку, приготовленную для деда Ивана, разлил водку по рюмкам.

– Ну, давай помянем деда нашего, хороший был человек, – сказала баба Даша. – Завтра свожу тебя на кладбище, могилку его посмотришь. Почти каждый день там бываю…

Мы выпили и помолчали с минуту.

– Расскажи, баба Даш, как всё-таки дед погиб? Почему на охоте? Помнится, и ружья-то у него не было.

– Было. Твой дружок привёз. Одноствольное. И патронов несколько. Ружьё в чулане хранилось, пока не понадобилось. Не будь его, может, и жив был бы дед. – Баба Даша замолчала, разглаживая ладонями белоснежную скатерть на столе. – Говорила я ему: не ходи, не твоё дело медведя стрелять, пусть этим те, кто умеет, займутся. Да разве его удержишь! – Она заплакала.

Я налил ей стакан воды. Выпив, баба Даша продолжила рассказ:

– Так вот, медведь этот ещё летом начал в округе шкодничать. Разграбил пасеку, все улья переломал. Хозяин той пасеки пригласил охотоведа из района. Тот несколько дней медведя выслеживал, но так и не застрелил. После этого наши деревенские медведя этого в лесу встречали. Медведь как медведь, только всё рядом с деревней крутился. Потом взял да и задрал корову у наших соседей. Опять охотовед приехал, караулил… и снова ничего. Потом охотники из города приезжали, ходили по лесу с собаками. Всё впустую. А в сентябре медведь напал уже на нашу тёлочку. Дед только на второй день её обнаружил недалеко от деревни. Примерно на том месте, где вы тогда быка застрелили. Когда дед её нашел, медведь рядом был. Выбежал из леса, встал на задние лапы да как зарычит. Напугал деда до смерти. Но, вернувшись домой, решил Иван сам его застрелить. Помню, долго чертыхался, что всего один патрон был пулей заряжен. Остальные – дробью. Я его всё отговаривала, говорила, чтобы снова охотоведа вызвал, но он даже накричал на меня. Мол, раз тёлочка наша, значит, его это дело, а не охотоведа. Взял ружьё и ушёл в лес. В первый день, как стемнело, домой вернулся, сказал, что не видел медведя. На второй день опять в лес ушёл. Уже в сумерках наши деревенские вроде как выстрел слышали. Я всю ночь его прождала, измаялась вся, а дед так и не вернулся. Чуть рассвело – я к соседке. Всё рассказала. В лес одни побоялись идти, позвонили с почты в район в милицию. В обед охотовед с участковым приехали. Деревенские показали им, где примерно выстрел был. А вечером они Ивана моего мертвого привезли, а вместе с ним и медведя. Убил медведь деда, да только и дед его. Охотовед рассказал, как всё было.