американской техники по статье 58, пункт 10, часть I на десять лет лагерей. Одновременно он получил и десять лет по Указу о хищении социалистической собственности, но существо дела не разбиралось.

Доберман прибыл в лагерь больным и подавленным морально. Помимо следствия, его изнурили оказавшиеся невыносимо трудными этапы. Одним из немногих людей, от которых Давид на первых порах получил поддержку, был Василий. Студент немного подкормил инженера и помог оглядеться в лагере. Далее Доберман нашел свои пути сам. Начав получать посылки, он дал на лапу придурку-контролеру московский гостинец и определился на общие работы на строящийся пивной завод. Через неделю Давид был знаком с его директором Канатжаном Бальзаковичем Алибековым, а еще через неделю пивовар понял, какие возможности для обогащения открыл перед ним заключенный. На заводе Давида, который превратился в личного консультанта директора, сняли с общих работ, а в лагере, по рекомендации пивовара, перевели в категорию высших придурков. Он получил одежду первого срока, переселился в барак, где в просторной и чистой секции стояли всего четыре вагонки и имелась мебель, получил доступ в комнату для лагерной элиты в столовой и узнал скрытую дорогу в пекарню. Там избранным выдавался белый хлеб.

Для превращения пивного завода в предприятие по выпуску неучтенной продукции была необходима практическая помощь Паука, имевшего выход на людей и организации, которые могли нарастить танки для производства пива. Назвать имя Марченко директору завода Доберман не мог. Это было строго запрещено правилами, установленными в концерне. При нарушении запрета Давид лишатся доверия и терял страховой взнос. Время шло, и Доберман попадал в трудное положение. Алибеков ждал от него конкретных дел, а Давид тянул и отделывался обещаниями. Канатжан Бальзакович начинал охладевать к Давиду, и тот видел, что его ждет впереди Медный Рудник. Неожиданно пришло известие об амнистии, и Доберман вспомнил об освобождающемся Иголкине, которого уже давно перестал замечать, хотя Василий работал на том же объекте — на строительстве пивного завода.

— Студент, очень тебя прошу: когда вернешься в Москву, передай привет одному человеку, — обратился придурок к своему прежнему благодетелю.

— Не сомневайся, Давид, передам, — ответил ставший великодушным от предстоящей свободы Иголкин, но, поняв из дальнейших слов Добермана суть дела, поставил условие: — Я схожу по твоим адресам только в том случае, если получу объяснение, как Алибеков и ты собираетесь воровать пиво.

— Зачем тебе это знать? — поразился инженер.

— Из любопытства и из любви к замечательному горьковатому напитку с привкусом хмеля, — пошутил студент. Его действительно заинтересовала эта неведомая-и таинственная сфера человеческой деятельности.

Два дня Доберман находился в нерешительности, а на третий, поняв, что ему грозит не только Медный Рудник, но и барак усиленного режима (БУР), отважился посвятить Иголкина в свои тайны. Через час Давид оставил свои сомнения и увлекся. Они ходили по стройке, и Василий представлял, как из хаоса вырастают цеха, занимает свое место оборудование, снуют рабочие в белых халатах, готовятся пивное сусло и дрожжи, как в огромных стальных резервуарах, называемых танками, идут брожение, дображивание и созревание пива, как его осветляют на сепараторе и разливают по бочкам и бутылкам. Василий видел, что пива на розлив притекает больше, чем предусматривает мощность завода, и понимал, что этот излишек образуется в танках для главного брожения и в резервуарах для последующего дображивания и созревания пива.

— Неучтенное пиво, приносящее умным людям доход, делают наращенные танки! — с гордостью говорил Доберман. — Они бывают прямоугольной и цилиндрической формы и изготовляются из металла, который не подвергается коррозии при контакте с бродящим пивом, — алюминия, титана или коррозиестойкой стали. Я предпочитаю, — Доберман хитро улыбнулся, — углеродистую сталь. Этот материал нестоек и требует применения специального антикоррозионного покрытия, которое наносится на внутреннюю поверхность резервуара. Танки из углеродистой стали служат недолго. При их замене или капитальном ремонте всегда есть возможность произвести наращивание. Некоторые считают, — пренебрежительно заметил Давид, — что не нужны никакие инженерные решения и всего можно достичь бумажным путем. Какие несерьезные люди! Пижоны! Что они будут делать, если в цех поступит стандартное оборудование для производства пива, изготовленное на заводе «Красная Бавария» и имеющее технические паспорта? Хотел бы я на них посмотреть. — Василий не понял, что в данном случае имеет в виду Доберман. Остальное было ясно.

Студент увлекся в не меньшей степени, чем инженер. Он видел, как стоящие в бродильном цехе огромные цилиндрические резервуары из углеродистой стали, похожие на железнодорожные цистерны, по мановению руки Давида удлиняются, как часть созревшего жигулевского пива уходит из них на сепаратор для осветления и как прозрачный желтоватый напиток заполняет бочки, отмеченные непонятными для постороннего взгляда неприметными крестиками. В них плескалось неучтенное пиво, которое сделали для умных людей наращенные танки. Бочки сами собой катились к воротам завода, поднимались в воздух и устремлялись на запад вдогонку уходящему солнцу. Студент оседлал одну из них и после круга над Медным Рудником помчался на этом коне над казахстанскими степями, миновал Уральские горы и полетел над Великой русской равниной. Впереди появился столб нечистого воздуха. Василий погрузился в дымное марево. Это была Москва. Бочка стукнулась об асфальт. Иголкин оказался сидящим на тротуаре на углу улицы Горького и площади Пушкина, у кинотеатра «Центральный». Теперь на этом месте находится встроенный в здание газеты «Известия» вестибюль станции метро «Пушкинская». Бочка, лавируя между автомобилями, перекатилась через улицу Горького и исчезла в питейном заведении, прозванном «Пушкин-бар». Пивная находилась в доме, расположенном по улице Горького между выходящими на нее Большой Бронной и Тверским бульваром. Теперь там сквер. В пивную одна за другой влетали отставшие бочки с неприметными крестиками. Василий поднялся, стряхнул пыль с одежды и направился в «Пушкин-бар». Он удачно миновал швейцара, свернул налево, спустился по нескольким ступенькам и оказался в большом полутемном помещении, заставленном круглыми мраморными столиками и полном посетителей. Столики были не накрыты. Сидящие за ними люди недовольно шумели.

— Привезли жигулевское пиво! Потерпите немного, — объявил администратор.

В зале раздался вздох облегчения. Между столиками забегали официанты с немного недолитыми пенными кружками. Подавали и раков.

— Меченый, садись к нам! — услышал Василий и, испугавшись, что он раскрыт, стал закрывать номера на одежде. Человек СЕЕ-884 зря силился это сделать. Номеров было три, и рук не хватало.

— Садись, что стоишь? — последовало повторное приглашение. — Ты откуда, с высотки? — В строительстве храма науки — высотного здания Московского государственного университета имени М. И. Ломоносова на Ленинских горах — и, говорят, высотных зданий на Котельнической набережной, на Комсомольской и Смоленской площадях, площади Восстания и гостиницы «Украина», которые в те годы возводились в Москве, участвовали