ладонью грудь — та уступчиво поддалась. Лёгкое круговое движение — сосок затвердел. Но дыхание оставалось лёгким, глаза — прикрытыми, и только чуть опустилась нижняя губа. Я бы и этого не заметил — губы у неё оставались сомкнутыми, но словно удлинились выступающие из-под неё клыки.

Что ж… Придвинулся ещё ближе и языком провёл сначала по левому, потом — по другому. И опять отметил: вкус их черни немного различался. А горечь левого действовала, как виагра! Впрочем, там и без того… Лицо девушки оставалось не потревоженным, но её руки… Её пальцы уже прогулялись по моим коленям, а потом потекли вверх.

Тогда — губы! Но её губы сжались, улыбнулись и прошептали:

— Ещё!

И опять сомкнулись.

Сегодня я никуда не тороплюсь. “Ещё”, значит, ещё! Но теперь я напряг язык и с силой длинно провёл сначала по правому клыку, а потом — по левому, левому, левому… И не сразу сообразил: что-то не так…. Что? Но тут она, наконец, вдохнула воздух. И рукой стёрла капельку пота со лба. Так на неё эта виагра действует тоже?! У неё от этого тоже перехватывает дыхание?

Но стало не до досужих вопросов: пальцы другой её ладони покинули скрещение моих ног и тоже длинно с нажимом двинулись — вверх, вверх, вверх! А потом обхватили, вернулись — и снова верх! И опять, и опять.

Моя ладонь непроизвольно сжала ей грудь, она поморщилась, я опомнился, расслабил пальцы, но и она… она не остановилась, но теперь прикосновения её руки стало мягким, более ласкающим, чем возбуждающим. И раскрылись губы, и послышалось:

— Не спешим…

Действительно, целая неделя впереди, куда торопиться? Например, с ночи я запомнил вкус её языка, выявил и запомнил разницу в ощущениях разных клыков, а губы? Они одинаковые? Нет. Верхняя — более плотная, нижняя — более влажная.

А соски практически тождественны. Хотя, если понадобится, Восприятие поможет, и я их различу: когда они напрягаются один чуть объёмней другого, причём замечается это не зрением и даже не на ощупь, а только во рту.

— Не спешим…

Она тоже рассматривала, ощупывала, исследовала меня — глазами, пальцами, языком. Она словно впитывала меня! На первичный анализ ночи ей хватило, и теперь она уверенно скользила, так сказать, по краю пропасти. И не сваливалась с него, а как в пропасть — сталкивала.

— Я — лучшая, — улыбалась она, отдышавшись. — Теперь веришь?

Разумения моего хватало, чтобы не цепляться к словам, а просто покрепче обнять.

— Ты же не отдашь меня. Ты меня спасёшь?

— Первый раз, что ли? — улыбнулся и я.

— У тебя уже есть план?

— Ты же лучшая! И всё это время мне было не до составления планов.

— Я — лучшая. Теперь у тебя будет несколько часов, когда тебя не будет отвлекать всё это! — и она положила мою ладонь на влажную, покрытую аккуратно постриженными волосками полоску. — И даже так! — её рука легла на самое возбудимое место у меня, но стрелка манометра показала штиль.

Тарра засмеялась, поднялась, потянулась… Как же всё это красиво…

— Я в душ! И к себе! И пойдём вниз! Придумай, как не поддаться на дуэль. А то они устроят очередь и вызнают все твои секреты. И начнут убивать. Всё, ушла! — и только крутыми изгибами своих ягодиц сверкнула.

Дуэли меня не пугали: таверны — это место водяного перемирия, которое поддерживалось Системой, а механизмом оной выступали корчмари, вчьей охране полагалось иметь неписей-охранников. У них на подопечной территории уровень повышался до 99-ого. Ощутить себя подобным монстром хотелось многим — за такие места местные цеплялись руками и ногами, порядок они блюли яростно, и слово хозяина было для них законом. А с ним отношения у меня были прекрасные. Которые, думаю, после вчерашнего только укрепились: делить двадцать пять золотых с командирами уличной охраны весьма духоподъёмное действо.

— Хочется вкусно пообедать, — сказал я ему, — в тихой, мирной обстановке. И чтоб нам не мешали. Устроите?

— Это моя работа, — эльф окончательно убедился, что об остатке золотых речи не будет и преисполнился энтузиазма.

Так что, когда пара орков, их сидевших в углу, заметив нас с Таррой, встали, охрана заступила им дорогу. Они не унялись, и крикнули:

— Эй, торговец!..

— Хомо плоско…

Закончить им не дали — выкинули прочь. К неподнявшемуся из-за стола — тому самому, вчерашнему — Корттег, 19-ый уровень — подошёл хозяин и, верно, ещё раз объяснил правила поведения в своей таверне. Впрочем, без экстрима. Как я потом узнал, орку даже за счёт заведения бутылку хорошего вина поставили. «Триктты, — пожала плечами Тарра. — Ссориться с ними никто не хочет. А корчмарь, к тому же, не хочет терять клиентов.»

Посидели мы славно. И еда вкусная, и дама красивая, а уж какая благовоспитанная… И не подумаешь, что леди может и по-другому; вспомнить только, как ночью, во время очередной нашей паузы, она руками раздирала несчастную тушку лидали и наглядно показывала, для чего изначально у орков клыки!

Потом вдруг оказалось, что небольшая площадка, чуть возвышавшаяся над залом — это сцена, на ней собрался небольшой оркестрик, зазвучала музыка, о любви запела эльфийка… Пела она на всеобщем, слова были под стать мелодии — сладкими, как горячая чашка чёрного шоколада… Я заслушался, засмотрелся…

— Я тоже хочу тебе спеть, — вдруг встала орчанка.

Вино у нас на столе тоже имелось. Густое, тёмное — а к тому времени в, наверное, литровой бутыли оставалось уже едва ли не чуть-чуть на донышке. Я не стал орчанке препятствовать или отговаривать. Только встал, проводил её к эстраде. Дабы дама по дороге не снесла пару столиков.

Она начала, что-то объяснять насторожившимся оркестрантам, я в её сольфеджио ни хрена не понял, но эльфы, услышав знакомые слова, расслабились, даже что-то переспросили, уточнили. Впрочем, то, что прозвучало от них напоследок, понял и я: «Начинайте, мы подхватим!»

Леди поймала мой взгляд, сделала ладошкой: сядь, не мешай. Я отвернулся и увидел, машущего руками Ветогга. Они подошли и хотели присоединиться к нам, но охрана пребывала в сомнениях. Махнул рукой и я. К нашему столику быстренько поднесли ещё три стула.

А потом орчанка запела. Она отобрала у оркестранта небольшой барабан, но, если у музыканта имелась специальная колотушка, степнячка лупила по нему кулаками. Ритм был, вроде бы, простым, но я бы, наверное, повторить его не управился.

И при первых же тактах все орки в таверне — от наших до того же Корттега — все встали.

Пела она по-оркски, да и пением это трудно назвать — она под свой