— Я все понимаю, папа, — воскликнула Сашенька, — только и ты пойми меня — я полюбила Виктора еще тогда, когда он и не мечтал стать королем Ирландии. И если бы он оставался просто югоросским морским офицером, я все равно бы на коленях просила бы твоего согласия стать его женой. Мне он дорог сам по себе, а не сидящий на троне в королевской мантии.

— Ну, вот и отлично, — я прокашлялся — простуда еще не до конца ушла, — значит, послезавтра утром мы с тобой отправимся в Петербург. Думаю, что оттуда ты отбудешь со всеми почестями, положенными королевской невесте, в Ирландию. Так что, ваше будущее величество, — я шутливо поклонился Сашеньке, — начинай собирать то, что тебе понадобится в дороге. А в Петербурге для тебя, наверное, уже готовят гардероб, который должен соответствовать твоему будущему статусу королевской невесты.

— Хорошо, папа, — Сашенька замолчала, а потом, неожиданно для меня, расплакалась. — Папа, папочка, неужели я больше сюда не вернусь? Мне было так хорошо здесь, в нашем уютном доме… Я понимаю, папа, что скоро увижу своего любимого, но мне так жаль расставаться с теми, к кому я привыкла, и кого, возможно, я больше не увижу никогда.

Потом Сашенька успокоилась, вытерла слезы и, поцеловав меня в щеку, отправилась к себе…

30 (18) апреля 1878 года.

Дублин.

Катриона Мак-Грегор

Последний месяц моей жизни был отмечен самыми удивительными приключениями, какие только можно было придумать. Нет, не так! Даже мистер Жюль Верн, с которым я теперь тоже знакома лично, за всю свою успешную писательскую карьеру не смог написать ничего столь же головокружительно завлекательного. Но давайте я расскажу все по порядку.

Из Дублина югороссы вывезли меня не на рыбацком баркасе или шхуне контрабандистов, как я первоначально предполагала, а на огромном подводном корабле югороссов, подобном «Наутилусу», придуманному французским сочинителем Жюль Верном для капитана Немо в романе «Двадцать тысяч лье под водой». В укромной бухте я и еще несколько человек из числа тех, кому было нежелательно оставаться в Ирландии, сели в надутую воздухом черную гуттаперчевую шлюпку с подвесным мотором, которая и доставила нас на борт этого удивительного корабля. В основном это были такие же, как я, родственники высокопоставленных ирландцев, заключенных в тюрьме Слайго, и еще какие-то непонятные люди.

Место нашего отправления охраняли бойцы (именно это слово употребляют югороссы) капитан-лейтенанта Федорцова и мистер Айвен со своими головорезами. Защита была более чем достаточная. Думаю, что если бы нас обнаружила полиция или британские солдаты, то лежать бы им уже давно на морском дне с карманами, набитыми камнями. Мистер Айвен, этот ужасный головорез, так расчувствовался, что на прощание перекрестил меня и сказал: «Храни Господь вашу душу, мисс Катриона, как я сохранил ваше тело от виселицы». Конечно, мне было приятно услышать благословение, пусть и из уст паписта, Бог-то у нас у всех один, но этот человек слишком вольно обращался с именем Господним, сравнивая себя с всеблагим и всепрощающим Иисусом Христом. Я подумала и не стала ему ничего говорить, ведь все же этот человек имел добрые намерения, и есть надежда, что он когда-нибудь исправится и бросит это свое ужасное ремесло.

Мы прибыли на подводный корабль югороссов, который так же, как и «Наутилус», не нуждался для движения ни в угле, ни в каком-либо еще топливе, и точно так же мог, ни разу не всплыв, обогнуть по кругу земной шар. Командир этого чудесного корабля, капитан 1-го ранга Владимир Верещагин, отнюдь не был похож на ужасного мизантропа, которым изобразил своего капитана Немо мистер Жюль Верн. Обычный джентльмен, немного замкнутый и неразговорчивый, с печатью отстраненности на лице, он был так любезен, что, как только его подводный корабль вышел из Ирландского моря и лег на курс по направлению к Гибралтару, провел для меня и еще нескольких столь же высокопоставленных пассажиров специальную экскурсию.

Я — образованная девушка с широким кругозором, но и я не поняла больше половины из его объяснений. Что тут говорить об остальных. Но я теперь уверена в том, что наше подводное плавание абсолютно безопасно и мы прибудем к месту назначения быстро и с комфортом.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы этот чудесный подводный корабль, как и обещал капитан-лейтенант Федорцов, отвез меня туда, где находится мой жених. Но, как объяснил мне мистер Верещагин, это было нежелательно потому, что как раз в тот момент все они готовились погрузиться на корабли и отправиться освобождать нашу несчастную Ирландию. Если раньше я вполне лояльно относилась к владычеству над нашим островом британской короны, считая, что так захотел Бог, то теперь, после всех тех ужасов, что прокатились по нашей земле по милости английского парламента, я ненавидела красномундирных вояк не меньше, чем крыс, вызывающих омерзение одним своим видом.

Помнится, я очень много молилась. Во-первых, во здравие моего отца, находившегося в тот момент в британской тюрьме, а, во-вторых, о том, чтобы мой жених и его товарищи поубивали бы всех этих гадских англичан, а сами бы остались при этом невредимы. Конечно, больше всего я думала о милом Джиме — ведь у остальных его товарищей есть свои жены, невесты и подруги, которые просто обязаны молиться о своих любимых.

Джим — когда я произносила про себя это имя, то у меня на душе сразу становилось тепло и приятно. Ведь он не забыл про меня и настоял, чтобы югоросская разведка, о могуществе которой британские газеты писали каждый день, позаботилась бы обо мне, если что-нибудь случится с моим благородным отцом. Наверное, это было непросто, но Джим это сделал, и я была спасена[6].

В Гибралтаре мы все пересели на югоросский пароход, который назывался «Перекоп», и уже через два дня были в Константинополе. Этот город, особенно его греческие предместья, полностью одетые в цветущую кипень садов, очаровали не только меня, но и всех моих попутчиков. Вспоминая рассказы Сэма об этом городе, я постоянно убеждалась в том, что он стал еще краше за то время, которое прошло с момента посещения его мистером Клеменсом.

А ведь во времена турецкого владычества это была большая помойка. Первое, что сделали югороссы, захватив этот город — они частью истребили, частью прогнали наполняющих его бездельников, бродяг и преступников. Те турки, которые остались жить в Константинополе, исключительно вежливые и воспитанные люди, колоритные, как персонажи из сказок «Тысячи и одной ночи». Например, мистер Али, который держал маленькую кофейню прямо напротив гостиницы, в которой меня поселили. Заходя к нему выпить утренний кофе, я чувствовала себя не посетительницей ресторана, а просто по-соседски забежавшей в гости к старому знакомому.