присутствующих не задал не одного вопроса. Все воспринимали как должное и похвалу, и критику, и все время записывали слова большого руководителя, мне даже казалось, что почти дословно.

Только резко меняющийся цвет лица многих руководителей выдавал их истинное состояние: нервное и напряженное. Лица некоторых то наливались ярко красным отливом, то вдруг резко бледнели. У других начинали выступать розовые пятна то с одной, то с другой стороны, а кто-то незаметно вытирал потеющие руки о пиджак или брюки. Только несколько моих соотечественников были невозмутимы с каким-то отрешенным выражением лица, видимо, они нашли для себя способ каким образом лучше всего приспосабливаться к этой среде.

Мне, честно говоря, не все было понятно во время этого многочасового собрания, и я все-таки задала пару уточняющих вопросов, когда дошла очередь до раздачи новых заданий. Я была единственной, кто это сделал, но я решила, что новичку простительно нестандартное поведения.

Большой начальник дал сигнал об окончании собрания и все участники, облегченно выдыхая, покинули переговорную комнату, но не спешили расходиться. Многие стали подходить ко мне с вопросами.

– Скажите, как вы поняли новые задания? Вы задавали дополнительные вопросы, расскажите теперь нам, что же все– таки имелось в виду!

– Вот так, – продолжала я свой увлеченный рассказ Бывшему Куратору. – Оказалось, что, на самом деле, мало кто что понял в новых заданиях, которые они получили. Но и задать уточняющие вопросы тоже никто не решился. Потом еще несколько дней я замечала, как многие из участников того собрания уточняли друг у друга кто и что понял и решали, как им лучше приступить к выполнению новых заданий. Это все от страха? Страх показаться не грамотным, страх показать, что ты чего-то не понимаешь? Просто какой – то сплошной страх во всем!

– Ты все правильно поняла, это – страх! – отвечал Бывший Куратор, перейдя на «ты» после первого часа нашего разговора. Было видно, что ему интересно разговаривать со мной, говорить на темы, которые многие, наверное, старались обходить стороной. Он расслабился и откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу.

– Я долго думал, – продолжал он – почему мы такие? Откуда у нас этот страх? И мне кажется, что я понял. Мы – первое поколение служащих, работающих в офисах. У большинства из нас родители работали на полях, ими управляли хозяин и плетка, а мы – их дети уже вошли в офис в белых рубашках. Эти изменения произошли очень стремительно. Поменялась одежда, поменялась работа, появились новые автомобили и новые гаджеты, но внутри мы все еще прежние, дети тех, кто работал на полях. Мы приходим в офисы в модных костюмах и при этом все также ждем, когда погонщик взмахнет плеткой и скажет «Вперед», а мы просто начнем работать, не задавая вопросов, потому что так сказал хозяин.

Бывший Куратор выдохнул. Было видно, что он долго думал над тем, о чем говорил и воспринимал эти свои мысли близко к сердцу.

– Те, кто поработал в России или в Европе не хотят возвращаться домой, продолжал он задумчиво, выпивая уже вторую чашку кофе. – Они не хотят жить под плеткой и с бесконечным чувством страха, они хотят немного свободного воздуха. Они увидели другой мир и узнали, что можно жить по-другому. И я тоже хотел задержаться подольше в России, но у меня не получилось. Пришлось вернуться домой по семейным обстоятельствам. Надеюсь скоро поехать в Европу снова. Я здесь за этим, попробовать договориться о новом контракте.

В этот момент мы оба замолчали. Казалось, мы сказали друг другу то, что о чем никто из нас больше не будет говорить ни с кем другим. Мы понимали, что встретились в первый и в последний раз. Не знаю, о чем думал он, но я вдруг пожалела о том, что в соседнем со мной «аквариуме» был кто-то другой, другой Куратор, а не тот, с кем я сейчас пью кофе.

– Я хотела спросить, – обратилась я к нему, понимая, что вопрос мой не очень корректный, но корректность не очень подходила к этому разговору, и я решилась на вопрос.

– Я заметила очень большую разницу между тем, с каким подчеркнутым уважением выстраиваются отношения с визави на переговорах и как все переворачивается с ног на голову, когда те же темы и те же вопросы обсуждаются внутри офиса.

– Что же тебя удивляет? – произнес он спокойно. Его открытая улыбка сменилась саркастической улыбкой. – Вассалы и господа! Это разделение существует у нас в голове. Если вы соглашаетесь работать по найму вы – вассал, если вы партер – вы господин. Середины не существует.

– Значит, я – просто вассал. Просто примерный служащий. Свои порывы о сотрудничестве, партнерстве, креативном творчестве лучше придержать?

– Лучше я тебе об это скажу, чем кто-то другой, – ответил он, доставая из кармана телефон и снимая пиджак со спинки стула. Было понятно, что наш разговор подходит к концу.

– Желаю удачи! Он подхватил свой пиджак и быстрой походкой отправился к выходу. Мы действительно больше никогда не встретились.

На полях

Притча

РЕДЬЯРД КИПЛИНГ «РАБ, КОТОРЫЙ СТАЛ ЦАРЁМ»

«От трёх трясётся земля, четырёх она не может носить: Раба, когда он делается царём, Глупого, когда он досыта ест хлеб, позорную женщину, когда она выходит замуж, и служанку, когда она занимает место госпожи своей».

Книга притчей Соломоновых, гл. 30, стихи 21–23

Три вещи в дрожь приводят нас,

Четвёртой – не снести.

В великой Kниге сам Агур

Их список поместил.

Все четверо – проклятье нам,

Но всё же в списке том Агур

Поставил раньше всех

Раба, что стал царём.

Коль шлюха выйдет замуж, то

Родит, и грех забыт.

Дурак нажрётся и заснёт,

Пока он спит – молчит.

Служанка стала госпожой,

Так не ходи к ней в дом!

Но нет спасенья от раба,

Который стал царём!

Он в созиданьи бестолков,

А в разрушеньи скор,

Он глух к рассудку – криком он

Выигрывает спор.

Для власти власть ему нужна,

И силой дух поправ,

Он славит мудрецом того,

Кто лжёт ему: