чудище, а потом еще и письмо лично от Избранницы? Детина тренируется с остальными, но в Легион его принять не получится. А вот по поводу письма, я бы хотел получить личные разъяснения…» — сообщал в своем послании Лизарис. Юноша усмехнулся: бедный Бахан, для всех-то он чудовище. В остальном – все, как и ожидалось. Нужно будет поговорить с Иссуром лично, не стоит оскорблять его гордость.

Отложив в сторону письмо, Ганнон взял и повертел в руках бутыль с вином – горькое напоминание. Что же с ним сделать? Выпить, разбить, отдать? Он подавил картину последних мгновений жизни Виннара, возникшую перед глазами. Боль никуда не делась, но вместе с необходимостью спасти другого для нее появился выход. Посмотрим, удастся ли занять себя достаточно, чтобы снова не утонуть в болоте скорби.

У него было три опоры. Казалось, что все они рухнули: ссора, пропажа, смерть. Но одна из них цела, а вторую можно спасти. Хотя бы попытаться. «Это еще в моих руках, пока я жив» – с этой мыслью юноша убрал вино в сундук. Не стоит постоянно на него смотреть, но пусть останется напоминанием, к чему может привести малодушие. Бездействие недопустимо, да, но что можно сделать? Он снова взглянул на стопку книг: мог ли помочь закон? Кажется, королева держала Боннара в своей личной власти, но теперь уже нет. Что же такого он написал, старый дурак? Что можно сделать, если спасти его не могут даже Избранники?

«То, что делает нас лучше остальных – скрыто даже от тех, кому мы служим» — слова Коула отозвались тягучим, липким страхом. Ганнон уже знал, что это единственный выход, но не хотел в это верить. Есть всего одна сила вне ведения самых могущественных Видевших. «Две, — поправился он и грустно усмехнулся, — но Черного жреца под рукой нет». Ганнон достал кольцо из тайника и взвесил на ладони. Согласится ли Коул помочь? Юноша вспомнил разговор хозяина со странным легионером: «два рекрута». Он не понимал, что это значит, но, если с Виннаром не вышло, значит, второму старик не откажет. Что все это было, кто тот Откликнувшийся? Ганнон потряс головой, отгоняя лишние мысли. Что бы там ни было, следующих действий это не поменяет. Он вздохнул и, поморщившись, надел кольцо. Пора к нему привыкать.

Через пятнадцать минут головокружение и тошнота почти утихли. Открыв дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха, Ганнон увидел Иннара, спешившего к нему своей нескладной походкой. Знал бы Боннар, как «не собранный» паренек ему помогает.

— Быстро ты, — похвалил Ганнон подошедшего ключника и, не удержавшись, добавил: — Вместо какого поручения Саринны ты здесь?

Иннар остановился как вкопанный, он медленно осмысливал услышанное, а когда дошло, вздрогнул всем телом – будто от отвращения – и проговорил:

— Боги, я не сразу понял о ком ты. Не переживай за мегеру. Разберусь. — Договорив, Иннар прошел мимо Ганнона внутрь комнаты и сел на ящик.

— Что удалось узнать?

— Немного. Повезло, что Боннар нашелся. И тогда, и сейчас не хотят выносить сор из дому, — ключник кивнул на фигурку коровы, — Яррон говорит, жрецы из Арватоса только и ждут возможности прицепиться к кому-то из местных. Так что наши заперли монаха и сказали, что он отправился в паломничество.

— Вот как…

— Да, потом прочитали его записи. Я, честно, не все понял. Но это покушение на основы мира. Да, так Яррон и сказал, я запомнил. Чуть ли не про демонов Боннар там пишет.

— Вздор!

— Говорю, что сам слышал, — развел руками Иннар. — Но пока не писали писем в Красный город. Это вот точно.

— Хорошо, хорошо. — Ганнон сморщился и тер виски. Ключник терпеливо наблюдал за размышлениями, но сказать ему было нечего. Ситуация ровно такая, какой и казалась. Но за помощь все равно нужно благодарить. Ганнон вспомнил пустые похвалы Коула и решил быть участливей с другом. — Как твои изыскания? Нашел уже Шторм?

— Ну… — Иннар немного удивился. Вопрос и вправду был не к месту. — В последнее время было как-то не до того. — Ганнон мрачно кивнул в ответ. — Но да, думаю, что так. Нужно только посмотреть кое-какие морские карты…

— Спроси у Иссура.

— Да я с ним уже договорился, — с легкой укоризной произнес ключник. — Додумался.

— Мир есть и вне моего поля зрения. — сказал Ганнон, склонив голову, признавая свой проступок. — Кстати, о расширении мира. Взгляни вот на это. — С этими словами он передал другу бутыль с пляжа, взятую на память об Аторце.

Ключник развязал тряпицу и вытащил неровную деревянную пробку. Осторожно принюхался и резко отпрянул. Половина его лица так сморщилась, что глаз почти закрылся.

— Боги, какая мерзость! — Ключник смахнул слезу и отодвинул сосуд еще дальше. — Но сделано знатно. Глоток за раз, не больше.

— Да о чем ты? Может, испортилось? — Ганнон принюхался, но ощутил все тот же приятный аромат, только немного ослабший. — Пахнет фруктами или цветами, Молк, не могу разобрать.

— Такое не портится. И цветами там точно не пахнет. Кто это сварил?

— Он уже в застенках.

— Жаль, настоящий мастер. Так сварить штормовые ракушки надо уметь.

***

Стучаться пришлось долго – хозяин спал. Когда же Ганнон оказался-таки в покоях старика, тот воззрился на него своими темными глазами, не выражавшими ни намека на эмоции. После того, как юноша закончил говорить, Коул меланхолично отстукивал по столешнице длинными кривыми ногтями. В свете очага они отбрасывали причудливые тени. Наконец советник откашлялся и произнес:

— Не думал, что ты когда-нибудь начнешь ставить условия.

— Сейчас я делаю это не ради себя.

— А, конечно же… Боннар.

— Я хочу быть полезен и вам, господин. А возвышение может быть только добровольным. Ради себя я бы не пошел на это.

— С чего ты взял, что если получится, то я выполню часть сделки?

— Именно потому, что вы только что это сказали, господин, — отвечал Ганнон. — Мы продумываем возможность обмана, используем ложь как инструмент. Но в самом ремесле между братьями я никогда не видел притворства. Правила были жесткие, но честные. Я вам верю. — Юноша старался сфокусироваться на прошлом и отсечь воспоминания и сомнения последних недель, чтобы слова звучали искренне.

Старик дернулся и издал звук умирающей от жажды вороны, видимо, это был смешок.

— Что ж,