друг мой, в таком случае не будем терять времени. — Коул с кряхтением поднялся и поднес одну свечу поближе.

— Прямо… прямо сейчас, тут? — Ганнон с удивлением озирался. — А остальные? Ритуал?

— Не столько о них стоило бы волноваться. — Костлявая рука похлопала юношу по плечу. — А лучше о том, справлюсь ли сейчас я.

Не успев ответить, Ганнон почувствовал, как что-то распирает его руку изнутри. Боли не было, но давление все нарастало. Старик взял свечу в левую руку и поднял вторую: ладонь открыта, большой палец прижат к мизинцу. Палец соскользнул, с тихим шелестом пройдясь по остальным. Напряжение в руке Ганнона исчезло, и разошедшаяся волна погасила свечи.

Второй раз напряжение наросло гораздо быстрее. В темноте вновь послышался шелест сухих пальцев старика, и вот его лицо озарил синий свет единственной свечи. Каждая морщина и щербина чернела на подсвеченной ярко-голубым светом коже. Ганнон часто и глубоко дышал: он знал, что последует дальше.

Коул в третий раз повторил жест, и вместо давления юноша ощутил в руке холод. В последние мгновения – когда разум еще не был поглощен борьбой с болью – он успел удивиться этому чувству. Ганнон понимал – не чувствовал, но понимал – что его рука горит. Он знал, что кисть ощущает нестерпимый жар. Но это как будто происходило с другим человеком. Последнее, что юноша увидел глазами, – это яркую полоску кольца, выделяющуюся на фоне синего пламени.

Внутренний взор застилала абсолютная – гораздо глубже любой виденной им темноты – чернота. Это было тотальное отсутствие света. Он уже почти растворился во мгле, когда мимо него медленно проплыл мерцающий сгусток, будто пух на ветру. Ганнон сумел повернуть свой взор и увидеть границы между кольцом абсолютной тьмы и остальным пространством: тоже черным, но пустым, не поглощавшим свет. Кольцо окружало светящийся шар, похожий на маленькое солнце. Оно вытягивало энергию из светила. Юноша ощутил гнетущую тоску и грусть, глядя на это. Можно ли помочь? Нужна ли помощь? Успеет ли он, если начнет сейчас, или уже поздно и не стоит даже и пытаться?

Волна гнева на самого себя за испытанное отчаяние отозвалась вспышкой на звезде. Протуберанец вырвался с поверхности только для того, чтобы быть поглощенным разрастающейся чернотой. Одновременно Ганнон узнал, что его тело упало на одно колено, а ему самому стало холоднее. Боги! Он был не там, где находилось его восприятие! Он и был светилом! Ганнон направил свое внимание на звезду и стал приближаться, пока не слился с солнцем. Сияние в центре исчезло, он начал ощущать тепло. Тепло, уходящее из него в окружающую пустоту вместе со сгустками света.

Ганнон узнал окружающий мир, как во время транса в зале Совета, но гораздо глубже. Пергаменты появились в окружающем его пространстве. Нет, не появились, они были здесь с самого начала, но теперь стали видны. Листы метались, как отчаянные птицы, атакуя уходящие всполохи. Когда это удавалось, сгустки энергии рассыпались на мириады мелких искр, оставаясь в пустоте люминесцентным туманом.

Привычный приказ отозвался болью и потребовал больших усилий, но он был возможен. Пергаменты медленно потянулись к искре сознания, выстраиваясь в щит. На миг видимое воплощение этого странного мира задрожало и исчезло, оставив ничто: причиной этого было осознание. Ганнон понял, что листы можно соединить только следуя заученным связям, хотя в настоящем пространстве это не имело бы значения. Еще юноша понял, что ни он, ни пергаменты не имели размера: окружить себя защитой полностью можно было только сложив головоломку, а не выстроив кольцо или сферу. Его сознание не выдержало мерцающего ничто, и обычная пустота, а вместе с ней пространство, размеры и формы, снова возникла перед внутренним взором.

Привычные имена, гербы и девизы с приятной податливостью вставали на свои места, становясь барьером между тускнеющим светом и жадной тьмой. Ощущение утекающей жизни сменилось приливом сил. Оставалось вернуть на место еще добрую половину почтенных семей Неардора, но энергии терялось уже меньше, чем прибывало. Закончив работу, Ганнон решил облететь вокруг и осмотреть результаты со стороны.

С неожиданной скоростью его взор рванулся вперед, он с трудом смог остановиться и развернуться. Маленький огонек светился вдалеке, юноша всмотрелся внимательнее: «расстояние» не влияло на его видение, каждая буква была видна так же отчетливо, как и вблизи. Не было разницы между перемещением и сосредоточением внимания. Кольцо из пергаментов надежно укрывало его от зияющей черноты. С их внешней поверхности срывались лишь светящиеся пылинки, что медленно плыли в сторону внешней тьмы.

Сил стало достаточно, чтобы обратить внимание на тело, находящееся где-то далеко. Похоже, он все так же стоял на одном колене. Ганнон попытался заставить себя встать. Ощущение было такое, будто он впервые пробовал управлять цирковой марионеткой. Юноша неуклюже поднял тело на ноги, используя только самые большие мышцы. Боги, как это сложно! Он застыл, стараясь не упасть. Балансировать, используя сразу несколько десятков мускулов поменьше, было бы непосильной задачей. Пока Ганнон пытался осмотреть свое тело заново, как наблюдатель со стороны, привычка начала уверенно брать свое.

Вместе с обретением контроля и умения, он с сожалением терял знания о своем теле. Мускулы, связки и кости вновь становились с ним одним целым. Веки он поднял уже легко, не осознав отданной команды. Перед ним все так же была его кисть: кольцо еле светилось, можно было подумать, что это лишь блики света, отраженного от граней. Перчатка из огня напоминала скорее дрожащий горячий воздух.

Старик стоял не шелохнувшись, похоже, тут прошло не больше пяти секунд. Его рука все еще сложена в прежнем жесте: большой палец, приложенный к мизинцу. Ганнон успел уловить оттенок разочарования на лице хозяина, когда тот аккуратно развел пальцы и опустил руку.

— Хм, я полагал, что пламя будет повыше, — медленно проговорил Коул, оглядывая Ганнона. — Но в твоей способности к контролю я не сомневался.

— Это все? Получилось? — Глаза юноши слезились, мир вокруг кружился и все еще казался ненастоящим.

— Мне ведь не нужно напоминать про печати? — Коул попросту не обратил внимание на вопрос.

— Да, с шагом силы: вторая и первая печать. Оглушение и похищение личины. — Ганнон сделал долгий выдох через рот, пытаясь подавить тошноту. Мир понемногу приходил в норму.

— Славно, что помнишь про шаги, не придется долго объяснять. Теперь у тебя их три. Только руку направь от себя. — Губы старика тронула легкая улыбка — Используй как последнее средство. Ритуал ты прошел, но по