— Знаю, — сказала я покорно. Я всегда разговаривала таким тоном, чтобы умиротворить Сюзан. — Я обязательно приму меры, когда вернусь в Лондон.

— Жизнь для тебя всего лишь игра. Ты поиграешь немного в независимость и немедленно променяешь ее на неволю, когда встретишь первого попавшегося мужчину, который купит тебе дом, окружит слугами и будет оплачивать походы к косметологу.

Я представляла свое будущее несколько иначе, но картина, которую описала Сюзан, показалась мне довольно привлекательной.

Сюзан продолжила:

— Такие люди, как я, должны постоянно мириться с серостью и скукой деревенской жизни, перебиваться кое-как в надежде вымолить у судьбы неожиданную удачу. Осенью и весной, когда в доме холодно, мне приходится выбирать, что сделать — надеть еще один свитер или разориться и оставить электрообогреватель включенным на всю ночь. Я должна все время думать, как растянуть маленькую баночку консервированного лосося, чтобы его хватило на несколько раз. Я вынуждена подавлять свои чувства и постоянно пропускать кого-то вперед. Я вечно вторая. Почему? Почему я не могу хоть раз быть первой? Почему мои желания не могут исполняться, как желания других? Может, потому что я не умею постоять за себя?

Сюзан внезапно умолкла. Она поправила прическу, убрав непослушную прядь волос со лба тыльной стороной ладони. На лбу остался жирный масляный след. У меня не хватило смелости сказать ей об этом.

— Ты не хотела бы приехать ко мне и остановиться на время в Лондоне? — спросила я, чтобы заполнить неловкую паузу, наступившую после слов Сюзан. Она часто захлопала ресницами, казалось, что она вот-вот заплачет. — Ты сможешь спать в моей постели. У меня огромная кровать с балдахином. Я живу в прекрасном доме, у меня очень уютная комната. Это не самый лучший район Лондона, но на автобусе можно добраться куда угодно.

Сюзан уставилась на меня с изумлением:

— Ты разрешишь мне жить в твоей комнате и спать в твоей постели?

— Зимой, когда бывает холодно, в комнате горит камин. Я обожаю смотреть на огонь перед сном, мне так уютно. Конечно, сейчас слишком тепло, для того чтобы разжигать огонь, но зато под моим окном расцвел жасмин. Его ветви почти достигают подоконника, и комнату наполняет божественный запах.

Сюзан опустила голову. В руках она держала хрупкий скелет сардины, от которого вилкой отделяла мясо.

— Спасибо за приглашение, — произнесла она медленно. Ее голос звучал необычно мягко. — Вряд ли я смогу покинуть отца… но я на самом деле признательна.

Она взглянула на меня, ее губы немного скривились, а нос наморщился. Я поняла, что Сюзан пытается улыбнуться.

— Не обращай внимания на мое ворчание. Я ненавижу свою жизнь, но, говоря по правде, сама во всем виновата. Мне следовало сделать что-то еще много лет назад, мне следовало давно уехать отсюда. Несколько раз у меня была такая возможность, но что-то, скорее всего трусость, удерживало меня на месте. Сейчас мне тридцать семь лет, я должна взглянуть правде в глаза — это все. Моя жизнь прожита напрасно, я должна смириться с мыслью о том, что мне придется провести остаток дней в этой унылой дыре. Когда я была моложе, я мечтала о будущем. Мне хотелось стабильности. Я представляла небольшой уютный дом в крохотной деревушке, с темно-синей массивной дверью и лавровыми деревьями в кадках по углам. Муж, не очень красивый, но надежный и сильный, с приятным лицом и добрыми глазами. Двое детей — обязательно девочки. Я бы пекла им пироги на дни рождения и шила нарядные платья. Я хотела иметь большой сад и обязательно пони в конюшне. Я бы ухаживала за садом, заседала в местных комитетах и занималась благотворительностью. Я желала не слишком многого, не правда ли? Это никогда уже не произойдет. У меня появилась привычка прятаться от людей. Унизительно показывать посторонним, какая никчемная у меня жизнь.

Я была ошарашена этой неожиданной исповедью. По тому, как ярко горели глаза Сюзан и как раскраснелись ее щеки, было видно, насколько тяжело далось ей признание.

— Обязательно приезжай! — выпалила я с неподдельной искренностью. — Мы прогуляемся по Риджент-парку, посмотрим на цветущие розы, посетим музей Соана и увидим коллекцию семьи Уоллес. Если захочешь, то сможем на лодке доплыть до Гринвича. В Лондоне есть много всего, на что следует посмотреть, много всего, что не очень дорого и очень интересно.

Сюзан покачала головой.

— Спасибо. Не сейчас. Уже слишком поздно. Я нужна здесь. Думаю, что быть кому-то нужной — самое важное в моей жизни.

Джайлс вел машину, а я размышляла над словами Сюзан. Быть кому-то нужной — является ли это ключом к пониманию счастья? Не любить и быть любимой, как я полагала прежде, а быть необходимой другому человеку. Возможно ли разделить эти два понятия?

— Похоже, мы на месте, — сказал Джайлс и остановил машину у обочины. Перед нами простирался лес, в котором мы нашли кролика.

— Я справлюсь сама, не выходи из машины!

Я вытащила корзину из багажника и понесла вглубь леса. Кролик начал беспокойно подпрыгивать внутри. Мне показалось, что он узнал знакомые запахи и звуки. Добравшись до поросшей крапивой поляны, где мы нашли когда-то силки, я поставила корзину на землю и открыла крышку. Кролик высунул голову и взглянул на меня своими черными, блестящими, как пуговицы, глазами. Некоторое время мы пристально смотрели друг на друга. Мне хотелось понять, способен ли кролик чувствовать то, что чувствую я, — слышать те же звуки и видеть те же цвета. Вдруг кролик подпрыгнул невероятно высоко и скрылся в кустах, даже не оглянувшись.

— Надеюсь, кролик не забыл выразить благодарность? — спросил Джайлс, когда я вернулась.

— О, он так бурно благодарил, что я немного смутилась.

Джайлс улыбнулся:

— Через час мы остановимся пообедать.

Машина выехала на шоссе. Я снова задумалась. Вновь и вновь я возвращалась мыслями в Инскип-парк. Мы разбились на пары для поисков сокровищ. Каждая пара стартовала в другом конце особняка, таким образом, мы не могли выдать ключи к разгадке другой паре. Моим напарником стад: Ники. Леди Инскип играла с Френсисом. Хамиш галантно пригласил Сюзан составить ему компанию. Несмотря на его несколько небрежный тон, Сюзан была счастлива видеть, что кому-то небезразлично ее общество. Джайлс и Лалла остались вдвоем. Лалла довольно улыбалась. Развернув лист бумаги с первой подсказкой, я поняла, что идея Джереми с литературными ключами полностью противоречит тому, чего я ожидала.

«Жила-была молодая девушка по имени Джен Эйр.

Она предпочитала хороший секс скучной молитве.

Отвергнув преподобного Джона Риверса,

Который приводил ее в дрожь,

Она дала Рочестеру насладиться своей невинностью».

— Что об этом подумает мама? — Ники был шокирован и обрадован одновременно. — Какое счастье, что папа не захотел принимать участие в игре, он пришел бы в ярость.