– Хочешь сменить тему, Быстрый Бен. Неплохая попытка.

Маг нахмурился.

– Я кое-что выяснял. Ничего такого, с чем я не справлюсь, и в других наших делах я карт не спутаю. К тому же мы ведь теперь официально на марше, так? Что я могу сделать посреди степи? Вдобавок я за ними проследил, сэр. Эти духи… кто-то их забрал, и мне это любопытно.

– Когда выяснишь, сообщишь мне, верно?

– Конечно, сэр.

Скворец заскрипел зубами, но больше ничего не сказал. Я тебя давно знаю, Быстрый Бен. Ты что-то нашёл – и напугался так, что теперь носишься, как горностай, поджав хвост.

Козлёнка в жертву принёс – Худа ради!

На дороге, ведущей из Крепи, Войско Однорукого – почти десять тысяч ветеранов Генобаканской кампании – пошло на соединение с рядами многочисленной армии Каладана Бруда. Поход начался. Они шли на войну с врагом, которого никогда не видели и о котором почти ничего не знали.

Куда придут, там льётся кровь…

Горал Тум (р. 1134).

Видение Кульбурата

К Закатным воротам Сольтана через канал протянулся широкий арочный мост. И мост, и сам канал нуждались в серьёзном ремонте – известковый раствор потрескался, а в щелях между камнями фундамента зеленела трава. Сольтан, один из древнейших городов на равнине Виде́ния, раньше стоял на берегу реки Серп, богател на перекрёстке внутриконтинентальных торговых путей, но затем, после одной-единственной дождливой весны, река потекла по новому руслу. Корселанов канал выстроили, чтобы восстановить выгодную связь с речной торговлей и обеспечить выход к четырём глубоким озёрам, два из которых располагались на самом старом русле, для причалов и таверн. Особого успеха сольтанцы не добились, и следующие четыреста лет город медленно и неотвратимо приходил в упадок.

Остряк нахмурился ещё сильнее, когда направил своего коня по мосту и увидел впереди низкие, толстые стены Сольтана. По ним бежали вниз бурые потёки. Капитан уже чуял в воздухе запах помоев и нечистот. Между зубцами толпились люди, но среди них было мало стражников или солдат. Город отослал свою знаменитую Конную гвардию на север, на помощь Каладану Бруду в войне против Малазанской империи. Оставшиеся солдаты не стоили даже своих сапог.

Он обернулся, когда повозка его нанимателя с грохотом въехала на мост. Сидевший на козлах Драсти помахал Остряку рукой. Скалла держала поводья, и Остряк видел, как её губы шевелятся, несомненно, извергая поток проклятий и жалоб. Вскоре Драсти сник и опустил руку.

Остряк вновь перевёл взгляд на Закатные ворота. Стражников не было видно, да и повозки можно было счесть по пальцам одной руки. Мощные деревянные створки висели нараспашку и, судя по всему, не закрывались уже давно. Это окончательно испортило капитану настроение. Он остановил коня и подождал, пока фургон поравняется с ним.

– Мы же тут не задержимся, верно? – спросила Скалла. – Проедем насквозь, прямо к Рассветным воротам, да?

– Так я ему посоветовал, – сказал Остряк.

– Какой прок от нашего опыта, если хозяин не слушает наших советов? Ответь, Остряк!

Капитан просто пожал плечами. Керули несомненно слышал каждое слово, и Скалла несомненно это знала.

Они подъехали к арке ворот. Улица впереди резко сужалась, превращалась в тенистый переулок, зажатый под верхними этажами домов, который выступали так далеко, что едва не касались друг друга. Остряк снова выдвинулся вперёд и скакал перед экипажем. Из-под копыт прянули грязные куры, но толстые, чёрные крысы в канавах лишь на миг отвлеклись от пожирания отбросов, чтобы покоситься на колёса проезжавшей мимо повозки.

– Мы скоро бортами за стены начнём задевать, – заметил Драсти.

– Если протиснемся через Перекошенный проезд, дальше всё будет хорошо.

– Вот именно, Остряк: «если». Тут, конечно, на стенах полно грязи, которая сойдёт за смазку…

Улочка впереди сузилась до бутылочного горлышка, известного как Перекошенный проезд. Бесчисленные фургоны торговцев протесали глубокие борозды в стенах соседних домов. Мостовая была усыпана сломанными спицами и отломанными досками бортов. Остряк прекрасно знал, что в этом квартале царят законы мародёрства. Любая повозка, которую угораздило застрять в Проезде, считалась законной добычей, и местные были готовы с мечами в руках доказать своё право на товар. Сам Остряк пролил здесь кровь лишь однажды – шесть или семь лет тому. Ночка выдалась лихая. За несколько жутких часов он со своими охранниками истребил примерно полквартала головорезов и грабителей, прежде чем повозку удалось разобрать, положить на катки и провести через узкое место.

Повторения Остряк не хотел.

Втулки колёс несколько раз царапнули по стенам, но затем – Скалла разразилась потоком проклятий, а Драсти ухмыльнулся, пригибаясь под свисающим с верёвки мокрым бельём, – экипаж выскочил на площадь за Перекошенным проездом.

Площадь под названием «Шкафчик У» никто специально не создавал. Она самообразовалась на стыке тринадцати улочек и переулков различной ширины. Таверна, к которой все они прежде вели, сгорела чуть ли не век тому назад, осталась лишь неровная площадка, выложенная каменными плитами и булыжниками, получившая таинственным образом название «Шкафчик У».

– Правь на Мукозиновую улицу, Скалла, – приказал Остряк, указывая на широкий проспект с восточного края площади.

– Да помню я, – огрызнулась та. – Боги, какая вонь!

Стайка беспризорников выследила экипаж, и теперь они шли следом, словно бескрылые стервятники – грязные, рябые лица детей были мрачны и слишком серьёзны. Все молчали.

Остряк первым направил коня на Мукозиновую. В грязных окнах иногда мелькали лица, но сама улица оставалась пустынной. Никого… ни здесь, ни впереди. Это не к добру.

– Капитан, – окрикнул его Драсти.

Остряк не повернулся.

– Чего?

– Пацаны-то все… сбежали.

– Ясно. – Остряк ослабил в ножнах свои гадробийские сабли. – Заряжай арбалет, Драсти.

– Уже.

Знаю, но вслух это всем объявить – нелишне.

В двадцати шагах впереди на улицу вышли три фигуры.

Остряк прищурился. Высокую женщину в центре он узнал.

– Здравствуй, Нектара. Вижу, ты расширила свои владения.

Женщина с рассечённым шрамом лицом улыбнулась.

– Какие люди, это же Остряк. И Драсти. А кто ещё? Ба, это ведь Скалла Менакис? Несомненно столь же груба и неприступна, как и прежде, хоть я и бросаю своё сердце к твоим ногам.

– Это глупо, – процедила Скалла. – Шаг у меня тяжёлый.

Нектара заулыбалась ещё сильнее.

– А сердце от каждого шага бьётся всё быстрее, любовь моя.