— Ну и что?

— А то, что единственное звено, которое связывает ее с нападениями, — это ты, Джек. Все произошло после того, как она позвонила тебе.

— Masepa.

— Что?

— Чушь.

— Почему чушь?

— Мартин, я даже не помню, чтобы она мне звонила. — Однако он из нападения перешел в оборону.

— Кто был с тобой в кабинете в тот день?

— Никого.

— Звонки записываются на пленку?

— У нас полиция, а не секретная служба.

— Ты рассказывал кому-нибудь о ее звонке?

— Говорю тебе, я вообще не помню, чтобы она мне звонила. В тот день… было звонков пятьдесят или шестьдесят! И почти все глупые.

— Почему позавчера, в «Могале», ты не рассказал ей о барсуках медоедах?

— А зачем?

— Почему бы и не рассказать?

— Что ты говоришь, Мартин? Пытаешься взвалить ответственность за все случившееся на меня?

— Да, Джек. Просто пока я не знаю, в чем тут дело, но ты замешан во всей заварухе, и я обязательно все выясню. И тогда я приду и возьму тебя за жабры!

— Ты? Да ты — бывший заключенный! И не смей так со мной разговаривать!

Он подошел ко мне вплотную; наверное, со стороны мы с ним в тот миг напоминали двух бойцовских петухов. У меня руки чесались как следует врезать ему, выбить из него душу. Мне хотелось выместить на нем терзавшие меня досаду и гнев. Не терпелось очутиться в том параллельном мире, где меня окутывала красно-серая пелена. Дверь в параллельный мир была широко распахнута и так и манила зайти. Потом я буду долго удивляться и думать, что же меня остановило. Может, обилие полицейских? К счастью, идиотом я не был. А может, меня многому научило пребывание на нарах: тебе придется вынырнуть с другой стороны, вернуться в реальность, где ты дорого заплатил за миг удовольствия. И я понимал, что расплата мне не по карману. А может, я просто вспомнил женщину, которая стояла под дождем, подняв руки и подставив лицо под струи воды?

Я отошел от края пропасти — и от Патуди. Я шагал нарочито мелкими шажками и нехотя. А потом я развернулся.

Пока я брел к «ауди», я слышал смех подчиненных Патуди.

Сев в машину, я увидел, что инспектор так и раздувается от гордости, а на лице у него появилась самодовольная улыбка.

Я завел мотор и поехал прочь.

Проехав станцию, я дал себе волю: утопил педаль газа в пол. Мотор взревел; я несся на скорости сто шестьдесят километров в час. Впереди показался перекресток. Пришлось тормозить; машина завибрировала. На миг мне показалось, что мне не удастся затормозить. Удалось. Я остановился в облаке пыли. Костяшки пальцев, которыми я сжимал руль, побелели от напряжения.

Я открыл дверцу и вышел. Мимо по дороге прогрохотали грузовик и трейлер, доверху груженные большими бревнами. Я закричал — громкий, бессмысленный крик.

Навстречу ехало такси-микроавтобус. На меня уставились черные лица: какой-то чокнутый белый стоит посреди дороги и орет во всю глотку.

Я не знал, куда ехать. Вот в чем была моя проблема. Вот что было главным источником моего раздражения и гнева.

Патуди нарочно оскорблял, дразнил и злил меня, но с ним я справился. Я дождусь нужного часа и нужного места. Но вот то, что я зашел в тупик, лишало меня сил.

По пути к дому за розовой бетонной стеной у меня было три ниточки. Эдвин Дибакване и письмо. Джек Патуди и телефонный звонок. Донни Бранка и «Могале». А сейчас не осталось ничего. Эдвин Дибакване мертв. Кто-то пытал его, а потом застрелил и бросил труп на какой-то плантации. Связь между письмом и его автором уже не установить. Первую версию вычеркиваем. Ну, не совсем. Дибакване мог сказать тем, кто вырывал у него ногти, от кого он получил письмо. Кому-то все известно. Но не мне. Сведения, полученные от Эдвина Дибакване, бесполезны для меня.

Патуди говорил правду. Несмотря ни на что, его удивление, когда он узнал о нападении на Эмму после ее звонка к нему, было неподдельным. Вторую версию вычеркиваем.

Остается реабилитационный центр «Могале».

Мной завладело непреодолимое желание поехать туда и избивать Донни Бранку до тех пор, пока он не расскажет мне, что происходит. Мне хотелось кого-то наказать — за Эмму.

Хотелось размозжить кому-то череп о стену, о камень или о бетонный пол — бить снова и снова, чтобы вытек мозг, чтобы был удар и контрудар, черт их побери, пока череп не превратится в кашу! А дальше… Хотелось выкручивать руки двум замаскированным чучелам, которые напали на поезд, до тех пор, пока не вывихну им суставы, пока не услышу треска разрываемых связок и хруста костей. Мне хотелось отобрать винтовку у снайпера, сунуть ствол ему между зубов, а потом положить палец на спусковой крючок, посмотреть засранцу в глаза, сказать: «Прощай, сволочь!» — и вышибить ему мозги.

Но кто они? И где мне их искать?

Бранка оставался моей последней надеждой. Что мне делать, если он откажется отвечать? Что толку, если я его изобью, а он все равно не заговорит? Он ведь не идиот и понимает, что дело зашло слишком далеко — Эмма Леру в коме, привратник замучен и убит, Франка Волхутера заперли в вольере со львом. Психопат Коби де Виллирс не может один отвечать за все. Одно дело рассылать угрожающие письма фермерам, стрелять охотничьих собак и жечь лесопилки, и совсем другое — убийство.

Вычеркиваем третью версию.

Я побрел по обочине прочь от «ауди», а потом обратно. Я по-прежнему понятия не имел, что делать.

Я открыл дверцу и сел в машину. Завел мотор. Повернул направо по асфальтированной дороге, ведшей на Худспрёйт, в сторону «Могале» и «Мололобе».

Я ехал вперед. Больше мне ничего не оставалось делать.

После поворота к Национальному парку Крюгера, на дороге R351, я увидел указатель, намалеванный от руки: «Паб „Бородавочник“. Холодное пиво!!! Кондиционер!!! Открыто!» Впервые что-то получило смысл. Я размышлял примерно с километр, а потом сбросил скорость и остановился. Пропустил встречную машину и развернулся.

Время подумать. Остыть. Поеду посмотрю на место, где пытались завербовать красавчика Дика.

Паб явно не предназначался для иностранных туристов. Одно главное здание, окруженное шестью или семью домиками в зарослях мопани. Пыль. Оштукатуренные стены, посеревшая от старости соломенная крыша, которую давно не мешает подлатать. Рядом стоят три сильно подержанных «лендкрузера», старая однодверная полноприводная «тойота», два больших старомодных седана «мерседес», новый длиннобазовый «ниссан» и «лендровер-дефендер» неопределенного возраста. На трех машинах номерные знаки провинции Мпумаланга, остальные зарегистрированы в провинции Лимпопо.

Местный водопой.

От большого здания отлетала плитка. Целую вечность назад какой-то местный художник, явно не Рембрандт, намалевал на потемневшем дереве слово «Бородавочник» и нарисовал соответствующую картинку. Внизу была привинчена стилизованная под регистрационную табличку вывеска: «Паб». Ниже к стене был прислонен белый щит с многообещающей красной надписью: «Закуски! Комплексные обеды! Ассорти из экзотических животных на гриле! Гамбургеры с мясом бородавочника!»