— Вы очень любезны, Ваше Величество, — порозовела девушка.

— Его светлость герцог Фанир, сын Дамира, наследник Аргарда, — спохватился второй герольд. И уже приподнял было свою оглоблю, но натолкнулся на мой взгляд.

— Не стучи, — беззвучно выговорил я. Громкоголосый, почти как Велизарий, понимающе приопустил веки, и жезл так и завис в воздухе.

Тем временем Фанир уже успел обменяться поклонами с графом и остановился возле короля.

— Я смотрю, — добродушно щурясь, приветствовал Лотар княжича. — Здесь собрались великолепные господа не только с этой стороны Реки, но и из-за моста.

— Жаль, сюда как-то ввернулись и другие… гм… господа, — громким, на ползала, шепотом, поделился наблюдениями стоящий за плечом короля Камил. — Их бы собрать в другом месте…

— Под мостом, например, — понимающе кивнул Фанир и широко улыбнулся.

— Отличное предложение, — засмеялся Лотар. — Я могу рассчитывать на вашу поддержку в этом предприятии?

Княжич еще раз поклонился, как бы кивнув, тем не менее, не сказав ни да, ни нет, и отошел в сторону, к Серафиме и принцу.

— Его светлость, герцог Арч Гроссвальд, — гаркнул, всколыхнув тьму в моих глазах, первый герольд. — Сын и наследник Великого… гм… герцога Ореланда.

Брови Фанира взлетели двумя испуганными птицами, лишь на миг опередив широко распахнувшиеся глаза Серафимы и открывшийся рот Ратомира.

— Забавно, — гневно сверкнул я глазами на бочкогрудого глашатая.

— Не сердись, мой друг, — поспешил выручить своего человека, шагнувший вперед Лотар. — Мне подсказали, титул твоего батюшки — Орейская Ветвь — это не что иное, как Великий герцог.

— Тебя обманули, король, — не слишком ласково поспешил отказаться я. — Мой отец всего лишь заботится об Орейских землях и людях.

— Это долг каждого доброго господина — заботиться о своих людях и землях, — ничуть не обиделся король. — Титул показывает всего лишь степень ответственности…

— Это по Правде, — вынужден был признать я. — Этой стране повезло, коли ее властелин помнит заветы отцов.

— Твоему отцу повезло больше, — совершенно по-отечески улыбнулся Лотар. — У него нет скудоумных баронов.

Я пожал плечами. Баронов у нас действительно не было.

— Я слышал, его светлость собирается принять участие в состязаниях лучников, — вновь вылез из-за спины своего господина Камил.

— О! — воскликнул Лотар. — На это стоит взглянуть. Наши прадеды сильно ошиблись, когда не посчитали гроссвальдских лучников серьезной угрозой.

— Ваши прадеды проиграли Чудскую битву не поэтому.

— О, да! С этим не поспоришь.

Свита немецкого короля раздвинулась, освобождая для нас место.

Гости продолжали прибывать. Большей частью — свободные от обязательств рыцари с оруженосцами и несколькими слугами, кочующими с турнира на турнир в погоне за драгоценными призами. Их наряды не шли ни в какое сравнение с пышностью одеяний баронов, или, уж тем более, их спутниц. Множество юбок, сложенных в подобие колокола. Замысловатые прически, бантики, рюшечки и кружева. Пуды золота, фунты сверкающих камней, выбеленные лица с пылающими алым губами. Серафима, доверившаяся природной красоте, казалась единственной живой в этом хороводе ходячих трупов.

Герольды дубасили подкованными палками по камню, и выкрикивали не задерживающиеся в памяти имена. О тех из явившихся в тронный зал графского замка, кто не выказывал должного почтения Лотару, Камил немедленно рассказывал какую-нибудь смешную историю. Король смеялся, истязая мою взрывающуюся болью голову. Для остальных властитель обязательно находил хоть несколько приветственных слов.

Меня мало интересовала вся эта череда незнакомых лиц. Я чувствовал себя единственным зрителем в городе беспрестанно кривляющихся лицедеев. Так и ждал, что вот-вот, сейчас, толстый мужик с палкой, обмотанной разноцветными ленточками, громко засмеется и гаркнет во всю мощь необъятной груди — мол, как тебе, парень? А не достойна ли игра скоморохов пары серебряных кругляшков на пропитание актерской братии? Губы сами собой скривились в улыбку. Я даже стал более внимательно всматриваться в лица, выискивая признаки скоморошьего плутовства.

Пока не встретился глазами с суровым мужчиной, стоявшим в тени одной из колонн. Тем самым, что сопровождал Камила и кого королевский шут назвал Мессером. Сосредоточенно сжатые губы, острый, обшаривающий, пронзительный взгляд — образ опытного следопыта на охоте.

Старики говорят: смотреть и видеть — это разные вещи. Уподобившись праздным обывателям, я разглядывал калейдоскоп лиц, не потрудившись их видеть. Непростительная беспечность для лесного добытчика. Непозволительная глупость для мастера ветра.

Стоило начать смотреть, в тени нашлось еще пара десятков угрюмых воинов занимающихся тем же, чем и Мессер. Одинаково одетых, одинаково прячущихся, одинаково сосредоточенных.

— Этот, Мессер. Он кто? — тихонько спросил я Камила, когда Лотар с графом отвлеклись на барабан с жеребьевкой.

— Скучный, — хмыкнул быстроглазый шут. — Называет себя щитом и кинжалом короля. А так… просто таскается всюду. Врагов выскивает…

— Сторож короля?

— Вроде того, — охотно согласился Камил, и тут же не удержался от шутки. — Сторожит, чтоб не сперли…

Еще раз взглянул на скрытого в тенях сторожа, и показалось — он чуточку улыбнулся в ответ моему любопытству.

Напыщенный толстячок, граф ДеТарт, торжественно объявил результаты жребия. Рыцари, выбравшие алый щит с королевским орлом, на следующий — первый день турнира должны были занять северную крепость. Что бы это ни значило, известие вызвало заметное оживление среди приверженцев Эмберхартов. Желтым флагам с черной осой досталась крепость, соответственно, южная. Поединщики, не ставшие выбирать себе цвета, могли вызвать любого из любой крепости.

Отрядные сражения назначались на второй день турнира, но в них каждый должен был все-таки выбрать сторону.

Утром, сразу после восхода солнца, второго дня должны были состояться и соревнования стрелков. Лотар особо отметил, что непременно намерен их посетить, чем вызвал неподдельный интерес пренебрегающих искусством стрельбы из лука баронов.

Капитанами состязаний были названы шесть убеленных сединами ветеранов, которые тут же дали торжественную клятву судить по правде, совести и чести. Последнее обстоятельство немало меня позабавило. Будто бы стоило назначать продажных, лживых и бессовестных судьями. Впрочем, в расколотой на множество клочков многолюдной стране, эта присяга видимо имела право на существование.

Церемония подходила к концу. Слуги принялись разносить вино. Один из них подошел и к нам.

Если бы не коварство розового чужеземного вина, если бы не гудящая, полная злобных ежей голова, готовая расколоться от малейшего резкого звука. Если бы не Мессер с его пронзающим насквозь взглядом и вовремя не всплывшие из глубин памяти наставления лесных мудрецов, тот вечер стал бы для нас четверых последним. Но, к счастью, звон тесно составленных на подносе бокалов вызвал очередной приступ боли. Который, в свою очередь, заставил поинтересоваться — с чего это так дрожали руки у безвестного разносчика напитков.