– Да нормально, – снова пожала плечами Элизабет, и Крэнтон кивнул.

– Ну тогда давай перейдем к тому дню, когда ты видела маму в последний раз. – От слов «в последний раз» слезы поднялись и подкатились к глазам Элизабет. – Я понимаю, тебе тяжело, – на секунду показалось, что хмурый мужчина в плотном темном костюме все понимает, – но нам надо разобраться, мы же должны найти твою маму. И нужно, чтобы ты все хорошо вспомнила.

Элизабет кивнула.

– Итак, когда ты видела маму в тот день?

Элизабет задумалась, прикрыла глаза, и тут же совсем недавнее прошлое накатилось на нее мелькающими, разноцветными картинками.

– Я спустилась вниз к десяти часам утра. – Она не вспоминала, а просто пересказывала кадры, которые скользили перед ее глазами. Только кадры были не непрерывными, как в кино, а одиночными, будто фотографии. Ведь если разложить много фотографий, а потом их быстро перелистывать, то получится нечто вроде фильма. – Мама уже была внизу, одетая, как будто готовилась уйти, хотя обычно она никуда так рано не уходила. Обычно она любила долго, не спеша пить кофе. Но тут она была одета, даже в шляпке, а в руках исписанный листок. Она стояла ко мне вполоборота и читала этот листок, и вид у нее был взволнованный, как будто там написано что-то важное. Я подумала, что это письмо, хотя когда оно пришло и от кого, я не знаю. Его могли принести, когда я была на репетиции, я вам говорила.

Элизабет приоткрыла глаза, оказалось, что реальность снова подернулась плотной пеленой, через которую она не могла пробиться. Пришлось снова прикрыть веки, там было намного лучше, в ее счастливом, разноцветном прошлом.

– Когда мама увидела меня, она тут же спрятала письмо в карман. Не сложила осторожно, а скомкала, она наверняка не хотела, чтобы я его увидела. А еще мне показалось, что она не в первый раз его читает, просто перечитывает, но возможно, мне показалось. Я поздоровалась с ней и спросила, какие у нее планы, у меня ведь уже каникулы, уроков нет, но днем я собиралась на репетицию в театр и думала, что может быть, мы утром что-нибудь сделаем вместе. Может быть, съездим в магазин или еще что-нибудь. Она подошла ко мне совсем близко и сказала, что ей срочно надо уезжать. Что она сейчас должна уехать, но к вечеру вернется. Я спросила: «Куда ты едешь? У тебя все в порядке?» – и она почему-то обняла меня и сказала, что да, все хорошо. Потом помолчала и добавила: «Все замечательно». А потом снова добавила, что к вечеру приедет. И все. Я села завтракать, а она еще минут десять походила по дому, что-то складывала в сумочку, поднялась к себе в комнату, затем вернулась и сказала, что ей пора, что она уезжает. Я спросила: «Прямо сейчас?» – и она ответила, что да, прямо сейчас.

Слюдяное покрывало сдвинулось, и оказалось, что оно все же может пропускать через себя звуки, но слабые, глухие, невнятные.

– Что-что? – не поняла Элизабет.

– Ты заметила что-нибудь непривычное? Что дь в мме никда н ечла?

– Что? – снова переспросила Элизабет.

– Что-нибудь, что в маме никогда прежде не замечала? – наконец прорвались глухие звуки.

– Да нет… Хотя, пожалуй, она была возбуждена, особенно для утра. Когда она меня обняла и поцеловала, я почувствовала, какая она горячая, как будто у нее температура. – Тут только Элизабет поняла, что она сама горячая, будто у нее самой температура. – И еще она была очень красивая этим утром. С макияжем, нарядно одетая, как будто готовилась к важной встрече.

– Может быть, она и ехала на важную встречу, – зачем-то заметил Крэнтон, но Элизабет плохо расслышала или не расслышала вовсе.

– Да, мама выглядела взволнованной, я давно ее не видела такой, – добавила она. – Наверное, с того момента, как она вышла замуж за Влэда.

– Кстати, о твоем отчиме, ты не помнишь, где был он в то утро? – задал Крэнтон очередной будто бы ничего не значащий вопрос. Но именно он вдруг полностью прорвал слюдяное покрывало, и на Элизабет резко пахнуло опасностью. «Теперь я должна думать над каждым словом», – подумала она.

– Да он каждый день в доме работает, где-то начиная с девяти. Правда, до десяти старается не шуметь, потому что я еще могу спать.

– А тебе не кажется странным, что после того, как твоя мама вышла замуж, он по-прежнему остался жить в коттедже? Там… – и Крэнтон махнул рукой в сторону домика на лужайке.

– Да нет, – пожала плечами Элизабет. – Наверное, им так было удобнее, – предположила она искренне.

– Наверное, – согласился детектив. – Так ты видела его в это утро?

– Ну да, конечно, – тут же закивала Элизабет. – Он с утра работал в комнате, в кабинете на первом этаже. Я слышала. Он сейчас там над деревянными панелями работает, чистит их или еще чего-то с ними делает.

– Значит, ты слышала, как он работает? – переспросил Крэнтон.

– Конечно, – согласилась Элизабет.

– А когда мама уехала, ты что делала?

– Ну, я позавтракала, почитала, потом еще что-то делала, не помню. У меня же каникулы, а репетиция только в три часа. Ах да, я еще раз просмотрела текст своей роли, потом думала, как ее лучше сыграть. А так больше ничего. Полежала на диване, полистала журналы.

– А своего нового отчима, значит, ты не видела? – Почему-то Крэнтон все время называл Во-Во «новым отчимом», и Элизабет это совсем не нравилась.

– Ну как же, видела, – кивнула она. – Потом я зашла к нему в комнату, и мы поговорили немного. Я сказала ему, что мама уехала, а он сказал, что знает, что она заглянула к нему и предупредила. Я спросила, не знает ли он, куда она поехала, но он не знал, сказал только, что она должна приехать позже. Но это я и без него знала.

– А он куда-нибудь выходил в тот день? – оторвался Крэнтон от блокнота, посмотрел на Элизабет, и она сразу почувствовала угрозу. Даже не по отношению к себе, а просто угрозу.

К тому же вопрос попал в точку. Потому что Элизабет помнила, как Во-Во вышел из комнаты, в которой работал, и спросил, как долго она будет дома, не собирается ли уходить. Она ответила, что уйдет в полтретьего, не раньше. Он кивнул, но через минут десять снова пришел – она была в гостиной, лежала на диване, читала журнал – и сказал, что ему надо поехать в магазин. Чего-то не хватало для ремонта, то ли ацетона для снятия лака с панелей, то ли, наоборот, краски, в общем, она не помнила. Главное, что он уехал где-то около одиннадцати, наверное, или двенадцати, она не обратила внимания. Когда она уходила в полтретьего, Во-Во еще не возвратился, поэтому она и заперла дом на ключ. Она застала его, только вернувшись с репетиции, он работал в той же комнате над теми же панелями.

Но рассказать все это мрачному, дотошному детективу она почему-то не решилась – чувство самосохранения говорило ей, что ничего про Во-Во рассказывать Крэнтону не следует.

– Да нет, – ответила Элизабет и пожала плечами, – вроде бы он никуда не выходил. Пока я не ушла на репетицию, мне кажется, он был дома. – Она помедлила. – Да и потом, когда я вернулась, он все там же работал, все в той же комнате.