Планы, однако, хороши тогда, когда подкрепляются делом. И первейшая задача у командарма состояла в том, чтобы собрать все соединения и части в одном месте. Таким местом стал небольшой городок в Калининской области Осташков. К нему с берегов Тагощи и других районов потянулись танковые и автомобильные колонны, обозы с военным имуществом, длинные цепи мотострелков, десантников и лыжников.

Переход по зимнему бездорожью стал нелегким испытанием для 1–й танковой армии, казалось, сама природа испытывала людей на прочность, словно они держали экзамен на мужество и стойкость. «Ледовым походом» называли в армии этот переход. Пожалуй, наибольшие трудности испытывали на себе ремонтные службы. Бездорожье сказывалось на состоянии колесного транспорта и танков. Ремонт приходилось делать на ходу.

Катуков обратился к своему заместителю по технической части П.Г. Дынеру:

— Павел Григорьевич, на тебя вся надежда.

Дынер, не спавший уже третьи сутки, отвечал:

— Я не бог, но постараюсь, чтобы ремонтники не подвели.

И старался, как мог. В одном из отчетных документов об этом переходе удалось найти такую запись: «В условиях морозов, при почти полном отсутствии запасных частей эта новая задача — ремонт танков и автомашин — казалась совершенно невыполнимой. Но русское упорство, сообразительность, правильная расстановка людей, широко развернутая политико—воспитательная работа сделали свое дело. Эти трудности армии были преодолены».[169]

Но это еще не все испытания, выпавшие на долю армии. На новом месте она столкнулась с новыми трудностями: в районе формирования не оказалось ни продовольствия, ни горючего, ни боеприпасов, а до баз снабжения не менее 200–250 километров. Заснеженные дороги не позволяли пробиться автоколоннам к Осташкову. Пришлось снова использовать танки в качестве тягачей.

Хозяйственные дела отнимали у Катукова массу времени, но он все чаще стал появляться в штабе, где шла подготовка к наступательной операции. Ставка Верховного Главнокомандования планировала использовать 1–ю танковую армию для разгрома немцев под Ленинградом и полной ликвидации блокады. Она включалась в состав группы войск под командованием генерала М.С. Хозина. «Наша группа войск, — писал о замысле этой операции Катуков, — должна была войти в прорыв, созданный 1–й ударной. Напомню, что в состав армии входили воздушно—десантные дивизии и лыжные бригады. Они должны были выбросить десант в район узловой железнодорожной станции Дно и развернуть наступление на Псков. Но в том же направлении намечалось ввести в бой отдельные танковые полки и часть имеющейся в армии артиллерии.

Развивая наступление, десантники, лыжники и другие войска обязаны были выйти к Псковскому и Чудскому озерам и на побережье закрепиться. Выполнив задачу, они образовывали заслон, обращенный фронтом на запад. Цель заслона — лишить противника возможности подбрасывать подкрепления своей отрезанной ленинградской группировке».[170]

Основные силы 1–й танковой армии во взаимодействии с 1–й ударной должны были продвигаться через Лугу к берегам Балтийского моря. Если бы операция осуществилась, она бы вошла славной страницей в историю Великой Отечественной войны, считал Михаил Ефимович.

Идея предстоящей операции захватила всех штабных работников. Они часами просиживали над картами, планами, схемами. Шалин и Никитин сделали необходимые расчеты, подготовили приказы. Большую помощь оказывал им заместитель командующего армией генерал—майор Е.В. Баранович. Ефим Викентьевич — опытный военачальник, участник трех войн, начинал с русско—японской. Его советы и рекомендации при разработке планов наступления были конкретны, определенны, принимались всеми без возражений.

17 февраля 1943 года 1–я танковая армия вышла в исходный район. Уже два дня советские войска вели бои на Демянском выступе. После прорыва линии обороны противника 1–й ударной армией на рубеже Ритино — Корчиково — Холмы должна была вводиться в бой 1–я танковая. Развивая успех, одной группой войск предстояло захватить Струги Красные, Лугу, другой группой — Псков, наконец, правофланговыми частями действовать совместно с 59–й армией по овладению Новгородом.[171]

С тревогой ждал Катуков приказа о наступлении. Неожиданно после вьюг и морозов подули теплые ветры, по—весеннему засветило солнце, началось раннее таяние снегов. По полям и лугам потекли ручьи, еще день—другой — и ни пройти и ни проехать. Надежд на похолодание никаких: метеослужба выдавала сводки с плюсовой температурой.

— Повоюешь в такой слякоти, — ворчал Катуков, когда танки, пущенные для пробы, увязли в грязи едва ли не по самую башню. — Если наступление начнется, погубим армию.

Командование Северо—Западного фронта поняло, что использование в наступлении при такой погоде мощной танковой группировки невозможно, отдало директиву об отмене операции.

Сам факт сосредоточения танковых войск на Демянском выступе не остался незамеченным противником. Опасаясь окружения 16–й армии, германское командование отвело ее за реку Ловать. Демянский плацдарм, с которого немцы планировали начать наступление, был оставлен без боя.

23 февраля 1943 года пришел приказ Ставки: 1–ю танковую армию (без воздушно—десантных и лыжных частей) погрузить в эшелоны и направить на юг. Куда конкретно, никто не знал. На пути к Москве Шалин, прослушав сводки Совинформбюро, высказал предположение:

— Скорее всего будем воевать на южном участке советско—германского фронта.

Катуков, уставший от хлопот во время погрузки частей в железнодорожные эшелоны, отдыхал. Но и его тревожила мысль: куда перебрасывается армия? Повернувшись к начальнику штаба, Михаил Ефимович произнес:

— Скоро все станет на свое место. Если же говорить более определенно, то наши дела под Харьковом и Белгородом складываются неважно. Немцы снова овладели ими.

Во время короткой остановки в Москве Катуков и Попель побывали в Главном управлении бронетанковых и механизированных войск. Но и Федоренко не внес ясности, куда направляются эшелоны:

— Сам не знаю. Генштаб определит.

По Московской окружной дороге эшелоны повернули к Курску.

…Поздней ночью адъютант Кондратенко разбудил командарма:

— Товарищ генерал, Касторная…

Катуков поднялся, быстро натянул на себя одежду. Шалин встретил его в купе, и они вышли на платформу. Пока посланные штабные работники узнавали, в каком направлении проследует эшелон, на станцию налетели немецкие самолеты, началась бомбежка. В нескольких местах хлопали частые зенитные выстрелы, прожекторы выискивали в ночном небе невидимые цели. Бомбы рвались рядом. Налет вражеской авиации доставил немало неприятностей: на путях горели паровозы и вагоны, были разрушены пристанционные здания, нарушена связь, имелись и человеческие жертвы. Только утром служба движения дала зеленый свет, и воинский эшелон продолжал свой путь.