В комнату дежурного, громко стуча по полуковаными форменными сапогами и обдав Готта волной холодного воздуха с улицы, вошел орднунгполицайсержант и, ехидно усмехнувшись, сказал:

– Господин инспектор, вас вызывают святые отцы с церковного склада. По-видимому – кража!

Ухмылка сержанта не ускользнула от внимания Готта и была им правильно понята – орднунгполицаи недолюбливали криминальных инспекторов, считая их белоручками и кабинетными работниками, в то время как им приходилось сутками торчать на улице в дождь и мороз. То простое обстоятельство, что ни один из орднунгполицаев не смог бы быть «кабинетным работником» уже хотя бы в силу того, что практически все они были абсолютно безграмотными, как это обычно бывает в таких случаях, ускользало от их внимания. Готт встал из-за стола и, прихватив с собой свой инспекторский саквояж, пошел вслед за сержантом на место происшествия.

Идти пришлось около двадцати минут. Они прошли к старому монастырю, за стеной которого рядком стояли большие амбары церковного хранилища. Навстречу им вышел церковный сторож и, явно волнуясь, заговорил:

– Мир вам, добрые люди! Я служу сторожем монастыря уже двадцать лет, и никогда ничего особенного здесь не случалось. Честно говоря – здесь нет таких ценностей, которые могли бы представлять какой-либо серьезный интерес для злоумышленников. И вот представьте себе мое изумление и испуг, когда я сегодня, в три часа пополудни, обнаружил сорванные замки на втором амбаре. Я тут же побежал за викарием, мы осмотрели двери и решили туда не заходить, опасаясь, что злоумышленники могут быть внутри. Мы послали одного из наших прихожан за господином сержантом, который обычно дежурит на перекрестке в квартале отсюда, а сами стали караулить у ворот. – Пока он все это рассказывал, они подошли к злополучному амбару, и Готт был представлен господину викарию.

– Что хранится в амбаре? – спросил его инспектор.

– Церковное вино, сорта «ЦВБР», добрый господин инспектор, – ответил викарий. – В сущности, это вино уже не принадлежит Церкви – оно куплено городскими властями для завтрашнего праздника и уже оплачено, так что даже если его похитили – это уже кража не церковного, а городского имущества. – Викарий произносил эти слова с оттенком удовлетворения, и Готт подумал, что с точки зрения служителя церкви, кража у горожан это гораздо меньший грех.

– Подождите-ка, – сообразил вдруг инспектор, – если это вино для завтрашнего праздника, оно же должно быть в этих огромных бочках? – Каждый раз, когда праздновался День Независимости, на центральной площади и главных перекрестках столицы выставлялись огромные бочки с бесплатным вином, которым власть угощала свой народ. Такую бочку, когда она полная, едва ли подняли бы и четыре цирковых силача, обычно поражающие зрителей своими упражнениями с огромными гирями. Перевозить подобные бочки можно было только четверкой лошадей, запряженных в специальную телегу. – Неужели кто-то мог похитить хоть одну из этих бочек? – с искренним изумлением спросил инспектор.

– Давайте скорее пойдем и посмотрим, – воскликнул викарий с тревогой в голосе, – кто-то ведь сломал замки на двери амбара!

Они вошли в сухое и темное каменное помещение, которое могло быть использовано и как лабаз, и как склад товаров или вина, и увидели ряды огромных винных бочек, выставленных вдоль стен.

– Пересчитайте и проверьте их, – распорядился инспектор, а сам, для порядку, да и просто для того, чтобы занять время, стал разглядывать сломанный замок. Это был добротный, большой и надежный замок, сделанный петерштадтскими мастерами. За время своей службы в криминальной полиции Готт видел огромное множество замков, вскрытых преступниками. Среди них были разбитые вдребезги и изуродованные до такой степени, как будто деревенский кузнец пытался перековать их в какие-то диковинные скобяные изделия, были аккуратно распиленные, разорванные мощным рычагом. Попадались, правда, к счастью – весьма редко и такие, по которым вообще нельзя было сказать, что их касалась рука преступника. Это были замки, вскрытые самыми высокими профессионалами, элитой преступного мира. С двумя такими мастерами своего дела Готту в свое время посчастливилось лично познакомиться, и он обоснованно полагал, что во всей Империи их не больше десяти.

Замок церковного склада был распилен, скорее всего, это было сделано аккуратно и бесшумно в течение предыдущей ночи. Такая работа требовала около получаса времени, и вряд ли злоумышленники стали бы это делать днем при наличии сторожа. Заметил он взлом только в три часа дня, что неудивительно, так как распиленный замок был аккуратно пристроен на свое место, а сторож уже в силу своего возраста не отличался острым зрением. В целом складывалось впечатление, что здесь поработал профессионал средней руки. Он вновь вошел в помещение амбара и обратился к викарию:

– Ну как, святой отец, много ли вина у вас пропало?

Викарий недоуменно развел руками:

– Я в смятении, сын мой, но все бочки целы и все вино на месте!

– Странно, не правда ли, – спросил скорее себя, чем викария криминальполицай-инспектор. – Злоумышленники проникают на склад, тратят при этом не менее получаса изнурительного труда на замок и ничем себя не вознаграждают за свои старания? Подумайте внимательно, викарий, может быть здесь хранилось что-либо еще, нечто более ценное и портативное, нежели ваш святой напиток?

Готт знал, что через границы Империи контрабандисты провозят товары на многие сотни тысяч золотых, и он знал также, что по сравнению с потоком, организованным Святой Церковью, эти контрабандистские сотни тысяч – как жиденький ручеек рядом с полноводной рекой. Вполне возможно, что здесь хранилось нечто, что по таможенным документам было грубой шерстяной тканью, фактически же было тончайшим шелком в рулонах или ароматным табаком в тюках.

Викарий удивленно посмотрел на инспектора и ответил:

– Господь с вами, ничего здесь более не было. Что же касается необъяснимости поведения злоумышленников, то оно необъяснимо лишь на первый взгляд – они задумали грешное, злое дело, но вспомнили, что находятся на священной церковной земле и могут быть прокляты. Они устыдились задуманного и в страхе удалились.

– Наверно, вы правы, святой отец, – вежливо улыбнувшись ему, ответил Готт, – или, вот еще версия, они ожидали увидеть здесь дорогие товары, а нашли бочки с дешевым вином, которые при всем желании не смогли бы украсть из-за их размеров и массы. Вы будете подавать заявление о краже?

– Да простит Господь этих несчастных заблудших, нам ли мстить им, – благочестиво проговорил викарий, подняв глаза к небу.

«Ох, как бы ты возопил, если бы они, эти заблудшие, украли десятку из твоего кармана», – подумал злорадно криминальполицай-инспектор, но вслух этого, разумеется, не сказал.

На самом деле отсутствие заявления более чем устраивало Готта. Дело в том, что он уже вел двенадцать дел одновременно, а по сложившейся в криминальной полиции практике инспектор, первым выезжавший на место происшествия, принимал дело и начинал его расследовать при наличии формального повода для его возбуждения. Формальным поводом для возбуждения дела о краже было заявление потерпевшего.