– Спасибо, доктор Скотт. Теперь ненадолго вернемся назад. Я давал вам еще какие-то образцы для проведения анализа ДНК?

– Да, вы дали мне светлый волос и попросили проанализировать его независимо.

– Я сообщил вам, откуда я взял этот отдельный волос?

– Нет, не сообщили.

– Вы получили профиль ДНК с этого отдельного светлого волоса?

– Получили и провели через федеральные базы данных и базы данных штата, и получили положительный результат.

– Доктор Скотт, можете ли вы идентифицировать по базе данных штата, с чьим ДНК совпал ДНК того отдельного светлого волоса, который я вам дал?

– В базе данных штата профиль ДНК совпал с профилем ДНК служащей правоохранительных органов детектива Трейси Кроссуайт.

Трейси ощутила, что все взгляды с галереи переместились на нее.

– Хорошо. Вы сказали, что ДНК трех волосков тоже совпали с ДНК в базе данных штата. Можете ли вы идентифицировать этого человека?

– ДНК трех волосков в базе данных также совпали с ДНК Трейси Кроссуайт.

Галерея зашевелилась.

– О боже! – пробормотал кто-то.

Мейерс ударил молотком, призывая к тишине.

– Просто чтобы было ясно: три волоска, найденные в красном «Шевроле»-пикапе, принадлежали Трейси Кроссуайт?

– Именно так.

– Какова вероятность, что вы ошиблись?

Скотт улыбнулся.

– Один к нескольким миллиардам.

– Доктор Скотт, вы сказали, что получили профиль ДНК для еще двух волосков. – Дэн обернулся и указал на Трейси. – Те два волоска не принадлежали детективу Кроссуайт?

– Не принадлежали.

– Можете ли вы определенно сказать что-либо про те два волоска?

– Действительно могу. Те два волоска принадлежали лицу, генетически родственному с детективом Кроссуайт.

– Насколько родственному?

– Рожденному от тех же родителей.

– Сестре? – спросил Дэн.

– Определенно сестре.

Когда Харрисон Скотт спустился с места свидетеля после нескольких вопросов Кларка, судья Мейерс переключил внимание на прокурора.

– Мистер Кларк, желает ли обвинение вызвать свидетелей?

Тон Мейерса подразумевал, что судья не считает это разумным, да и кого мог вызвать штат Вашингтон? Все свидетели 1993 года уже стояли у кафедры, и на этот раз их выступление было не столь блестящим.

Кларк встал.

– Обвинение не будет вызывать свидетелей, ваша честь.

Мейерс кивнул.

– Тогда объявляется перерыв.

Безо всяких объяснений, почему он объявил перерыв вместо того, чтобы подвести итог дня, Мейерс быстро покинул свое место.

Как только дверь в кабинет судьи закрылась, зал ожил, и представители СМИ устремились к Трейси. Так же быстро она устремилась к выходу, пока его не заслонили, и увидела Финлея Армстронга, который освобождал ей путь к бегству.

– Мне нужно подышать свежим воздухом, – сказала она.

– Я знаю одно место.

Вместе они спустились по задней лестнице и вышли через боковую дверь на бетонную площадку с южной стороны здания. Трейси смутно припоминала, что стояла здесь во время суда над Эдмундом Хаузом.

– Мне нужно минутку побыть одной, – сказала она.

– С вами все в порядке? – спросил Финлей. – Хотите, чтобы я подежурил у двери?

– Это было бы хорошо.

– Я вам скажу, когда судья вернется.

Стоял леденящий холод, но Трейси вспотела и тяжело дышала. Окончание слушаний и важность их итога ошеломили даже ее. Ей нужно было время, чтобы все осознать.

Показания Скотта, что найденные в «Шевроле» волосы принадлежали Трейси и Саре, вызвали серьезные сомнения в чистоте данных доказательств. Кроме того, предъявленные на суде сережки Сара не надевала в день похищения, а наличие черного пластика и волокон коврика вызывали серьезные сомнения в показаниях Каллоуэя, будто бы Хауз признался в убийстве и быстром захоронении Сары, не говоря о проделанной Дэном работе по дискредитации Хагена. Потому казалось, что Мейерс неизбежно удовлетворит просьбу Эдмунда Хауза о повторном суде. Теперь Трейси нужно было подумать о будущем. Ей нужно, чтобы следствие по делу о смерти ее сестры было вновь открыто и чтобы люди заговорили. По своему опыту она знала, что ничто так не стравливает заговорщиков друг с другом, как реальная угроза уголовного преследования и заключения в тюрьму.

Леденящий холод, поначалу придававший бодрости, начал обжигать щеки. У нее онемели кончики пальцев, и, двинувшись к двери, она заметила, что за ней наблюдает Мария Ванпельт.

– Хотите сделать заявление, детектив Кроссуайт?

Трейси не ответила.

– Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря, что это личное. Я сожалею о вашей сестре. Я переборщила.

Кроссуайт заставила себя кивнуть.

– У вас есть какая-то догадка, кто виноват?

– Сколь-либо обоснованных нет.

Ванпельт шагнула к ней.

– Это телевидение, детектив. Ради рейтинга. Ничего личного.

Но Трейси знала, что между ней и Ванпельт есть личное. Детектив по убийствам, добивающийся повторного суда над убийцей, – это действительно был хороший сюжет. А когда жертва – сестра детектива, это великолепный сюжет. И это означало не только повышение рейтинга канала, но и публичную известность самой Ванпельт, а публичная известность для таких, как она, – это все.

– Для вас это рейтинг, – сказала Трейси, – но не для меня и моей семьи. Не для этого городка. Потрясение от убийства вполне реально. Это моя жизнь. Это жизнь моей сестры, жизнь моих родителей. Это была жизнь Седар-Гроува. То, что случилось здесь двадцать лет назад, затронуло нас всех. И влияет до сих пор.

– Можно эксклюзивное интервью, чтобы изложить историю с вашей стороны?

– Историю с моей стороны?

– Двадцатилетние поиски, которые, похоже, подходят к концу.

Трейси посмотрела на первые снежинки, падающие с еще больше нахмурившегося неба, на небо, всем своим видом показывающее, что на этот раз синоптики не ошиблись. Она подумала о вопросах Кинса и Дэна о том, что она будет делать, когда слушания закончатся.

– Вы этого не понимаете и никогда не поймете. Когда слушания закончатся, вы займетесь новым сюжетом. А мне такая роскошь недоступна. Для меня это никогда не кончится – для меня и для этого городка. Все мы уже научились жить с этой болью, – сказала она.

Трейси прошла мимо Ванпельт и, открыв дверь, вошла внутрь. Ей не терпелось услышать, что же скажет Мейерс.