Знакомые несколько раз приглашали их провести вместе вечер. Саша соглашалась только тогда, когда это были ее ровесники или клиенты. Но даже сидеть и вести беседу было ей мучительно тяжело, хотелось тайком уползти в какой-то тихий уголок. Такого с Сашей еще никогда не было. После смерти Артура она несколько месяцев жила затворницей. Теперь она снова вращалась в обществе и делала вид, что у нее все в порядке, но это было для нее невыносимо. Она пыталась себя занять, но ничто не приносило утешения. Она рвалась к Лайаму и понимала, что он больше ей не принадлежит. Она не звонила, он – тоже. Каждый вечер Саша представляла себе, как он кутит в барах в обществе молодых женщин. К тому моменту, как они взошли на зафрахтованную яхту, она совершенно извелась. И, только покинув город и выйдя в море, вздохнула с облегчением.

По ее совету и Ксавье, и Татьяна пригласили своих друзей. Они весело проводили время. Развлекать их не было никакой необходимости. Можно было лежать с закрытыми глазами на палубе, в кормовой части, думать о Лайаме и снова, и снова переживать свое горе. Когда по вечерам молодежь сходила на берег, Саша оставалась на яхте. Она говорила, что не хочет портить им веселье. На самом же деле у нее просто не было сил ни с кем общаться. Ей нужно было настрадаться вволю.

В Портофино она ненадолго сошла на берег. Они поужинали в «Сплендидо», и в кои-то веки она согласилась пойти с молодежью развлекаться. Но, несмотря на героические усилия, вид у нее был такой несчастный, что она, сославшись на головную боль, отправилась на яхту.

– Мама не заболела? – забеспокоилась Татьяна, вернувшись. Ей было невдомек, что это она стала причиной Сашиного горя. Или она делала вид – Ксавье пока не знал.

– Нет, не заболела, – ответил брат. – Она переживает. Впервые ее такой вижу после папиной смерти. – Ксавье посмотрел на сестру с упреком, а та ничего не сказала. – Ты, Тати, ей здорово подгадила. Она этого не заслужила. Перед самой поездкой они с Лайамом расстались. – Он переживал за обоих и был убежден, что они искренне любят друг друга, какая бы ни была у них разница в возрасте. В тот вечер, когда он случайно увидел Лайама, тот тоже был в ужасном виде. Только проявлялось его плачевное состояние иначе, чем у Саши. Он вел себя вызывающе, а она страдала молча. Татьяна в ответ на слова брата не выказала ни малейшего сожаления.

– Ну, и к лучшему. Мерзкий тип! – заявила она, и Ксавье захотелось влепить сестре пощечину.

– Как ты можешь говорить такие гадости? Неужели тебе хочется, чтобы мама была несчастна? – Он не на шутку рассердился. – Я тебе говорю, он отличный парень. И любит ее. А она, судя по всему, его. Ну что ты теперь с ней станешь делать? Рядом сидеть и развлекать, чтоб ей не скучно было? Но у тебя своя жизнь. И у меня тоже. А она опять одна осталась. – Он был рассержен и переживал за мать.

– Она любит папу, – упрямо проговорила Татьяна.

– Любила. А теперь любит Лайама.

– Она выставляла себя идиоткой, а он над ней потешался. И вообще, это гадко по отношению к папе.

– Ничего дурного она не сделала. Он умер, пойми ты! И никогда не вернется. А у мамы есть право на личную жизнь, как бы ты ни противилась. Они ведь с Лайамом расстались из-за того, что она не захотела огорчить тебя его присутствием здесь. Ты должна перед ней извиниться! Может, еще не поздно все исправить. Они любят друг друга. И имеют на это право. А ты не имеешь права встревать!

– А я не хочу, чтобы у них что-то исправлялось! – в отчаянии воскликнула Татьяна.

– Как ты можешь быть такой эгоисткой после всего, что она для нас делает? – Ксавье хотелось придушить сестру за бессердечное отношение к матери, которая по-настоящему страдала из-за разрыва с Лайамом. Что лишний раз убеждало Ксавье, как сильно она его любит.

– Может, я ей услугу оказала.

– Вот задрать тебе подол и надавать по заднице! Он прав, ты избалованная мерзавка.

– Он так сказал? – Татьяна рассвирепела. – Да он вообще предстал передо мной со всем своим хозяйством да еще хотел меня по голове шарахнуть! И это после того, как слез с нашей мамули! – В Татьяне кипел благородный гнев.

– Ты отвратительна. Надо было тебя действительно по башке огреть. Ты это заслужила, – сердито бросил Ксавье. Татьяна стремительно выскочила за дверь, а на следующее утро Саша заметила, что брат с сестрой перестали разговаривать. Почему, она не знала. Ей и в голову не пришло, что они поругались из-за Лайама. После этого разговора Ксавье стал с матерью еще нежнее, Татьяна тоже несколько смягчилась. Она была рада узнать, что Лайам исчез с горизонта, и считала это большим благом для всех. Она ни словом не обмолвилась о нем матери, а Саша тоже не поднимала эту тему, чтобы лишний раз не провоцировать ссору. Да и какой смысл? Его не вернуть. А говорить о нем ей было больно.

Невзирая на Сашины страдания, они прекрасно отдохнули в море и с большой неохотой причалили в порту Монако. Это был их последний вечер на яхте. Молодежь отправилась в бар, а Саша решила лечь пораньше. На следующее утро они все разъехались. Татьяна улетела в Нью-Йорк, Ксавье – в Лондон с обещанием в скором времени навестить мать, а Саша, проводив детей, села на парижский рейс. Три недели отпуска тянулись для нее бесконечно долго. Она была рада вернуться домой. Там ждет ее удобная постель и ее ласковый пес.

Дом поразил Сашу своей тишиной и пустотой. Теперь ждать от жизни было нечего, оставалась одна работа, которая и раньше, когда она овдовела, помогала ей держаться. Но сейчас ей было тяжелее. Когда Артур умер, ей ничего не оставалось, как принять утрату и приспособиться, как бы трудно ни было. Другого выхода не было. А Лайам жив и здоров, работает у себя в мастерской и волочится за молоденькими. От этой мысли Саше стало совсем плохо. Оставалась крошечная на-дежда, что он все же позвонит, а может, и вернется. Но, зная Лайама, она не очень в это верила. Он слишком упрям и слишком тяжело воспринял ее отказ поставить дочь на место. У него в душе снова открылись старые раны, нанесенные предательством и непониманием родных, и зарубцуются они не скоро, она это знала. Саша за это время хорошо изучила Лайама и не сомневалась в своей правоте.

В первый же рабочий день она попросила Бернара, если позвонит Лайам, не соединять с ней, а переговорить самому. Саша решила не отвечать на его звонки. Она отдавала себе отчет в том, что в свете приближающейся выставки Лайам может связываться с галереей по разным вопросам, и не могла себе представить, как станет с ним говорить. Сердце еще слишком болело.

– Что-то случилось? – забеспокоился Бернар. Несмотря на отдых, вид у Саши был неважный. Под загаром угадывались синяки под глазами, и вид у нее был поникший. Бернару даже показалось, что Саша похудела.

– Нет, ничего… – Саша хотела было отговориться, а потом решила сказать правду: – Мы с Лайамом расстались. И не спрашивай меня, пожалуйста, ни о чем!

– Та-ак, – Бернар не знал, как и реагировать. Он видел, как она несчастна. Он помнил, какой Саша была приподнятой, когда все у них с Лайамом шло хорошо. – Его выставка в Нью-Йорке не отменяется? – на всякий случай поинтересовался он.