– Их здесь разводят.

– Да, Джули. Мы видим, как на Земле воцаряется марсианская экология. Растет красная трава, на ней пасутся гуманоиды, в точности как наш скот на лугах. И равно как мы затем забиваем скот на мясо…

Я поежилась:

– Они сами-то понимают, как их используют?

– Может быть. Но, как я уже сказал, многие их действия кажутся инстинктивными; возможно, они столь долго жили в рабстве…

– Что естественный отбор приспособил их к этой участи.

– Не исключено, – мрачно сказал он.

Наблюдая за трудящимися марсианскими гуманоидами, я задумалась, не такая ли судьба ждет запертых внутри Кордона – да и все человечество. Неужели мы тоже начнем привыкать к рабству, пока вовсе не позабудем, что это рабство?

– А вот другие, – сказал Фрэнк, подойдя поближе, – так и не приспособились к этой кабале.

Он имел в виду вторую породу гуманоидов – их было около дюжины, примерно поровну с тощими. Они были ниже ростом – впрочем, далеко не карлики; в этом отношении они вполне уместно смотрелись бы в бедняцких кварталах Лондона. И если у высоких чужаков кожа была столь бледной, что едва ли не просвечивала, то эти имели коричневатый окрас и были покрыты густым слоем шерсти. Если у тех глаза казались слишком большими для дневного освещения, и они привычно отворачивались от солнца, то у этих глазки были маленькие и черные, и порой бедняги наталкивались друг на друга, словно бы яркого майского солнца им не хватало для зрения. По сравнению с людьми они были не столь крепко сбиты, и кости у них, похоже, были не слишком плотными, но весили они все же явно больше, чем худощавые.

– Почти не адаптировались, – продолжал Фрэнк. – Словно бы их недавно завезли.

– Недавно? В каком это смысле?

– А вы к ним присмотритесь, – мягко ответил он. – Высокие явно с Марса; полагаю, с этим трудно поспорить. Поэтому они приспособлены к небольшой силе тяготения и тусклому свету далекого солнца.

– Крупные глаза и хрупкие кости.

– Именно. А вот эта новая порода, чьих останков мы в седьмом году не находили, явно приспособлена к более яркому свету, чем у нас, и лишь к слегка ослабленной гравитации – уж точно не к марсианской, где лишь треть от земной. А этот шерстяной покров…

– Почти как у водоплавающих.

– Я так и подумал, когда впервые их увидел, – кивнул он. – Как у водных млекопитающих – тюленей или выдр.

– Не так уж много на Марсе воды.

– Немного. Но я сомневаюсь, что они с Марса. Просто чудо, что им, как и худышкам, удается прокормиться красной травой – хотя, может, перед нами еще один пример марсианских манипуляций с биологией.

Шерсть на ногах у гуманоидов слипалась под коркой грязи, а сами они озирались на нас словно бы со скрытым вызовом. Мне показалось, что я расслышала, как они что-то друг другу бормочут – тонкими, певучими и словно бы клокочущими голосами. Мне подумалось, что от высоких гуманоидов я не слышала ни слова – и даже не знала, способны ли они разговаривать. Может статься, в ходе селекции жестокие хозяева лишили их речи.

– Если они не с Марса, то откуда же, Фрэнк?

– Они с Венеры, – попросту ответил Фрэнк. – Марсиане побывали на той планете и привезли их на Землю. Я думаю, Джули, перед нами венерианцы. Прямо здесь, в Англии!

Прибыв в Эбботсдейл – поселок, из которого, по сути, управлялась вся людская колония за Кордоном, – мы первым делом поспешили организовать спасательную экспедицию, чтобы отправить ее за нашими саперами. Немедля отрядили лошадей и повозки, и Тед Лейн отправился с ними.

Вскоре я подметила, что Эбботсдейл – довольно странная деревенька. Да и могло ли быть иначе?

Вся скудная история этой местности до марсианского вторжения была как на ладони: вот развалины древнего аббатства, которое наверняка и дало название деревне. Вот поместье, неподалеку – два фермерских дома, которые стояли здесь, судя по почтенному виду, с восемнадцатого века. Вот несколько улочек с коттеджами, построенными на земле, которая еще пару десятилетий назад была общинной, – как я выяснила, в них некогда жили работавшие на общину кирпичники, чье ремесло теперь изучали и возрождали с немалым рвением. Была здесь и россыпь домиков поновее – их построили для дельцов из окрестных городков, когда неподалеку проложили железнодорожную ветку. Сдобрите блюдо парочкой пабов и школой из неказистого лондонского кирпича, приправьте церквушками XIX века, облицованными кремнем по местной архитектурной традиции, и вы получите типичную английскую деревеньку той эпохи.

Вот только при всем при этом Эбботсдейл выглядел марсианской колонией. Стоило лишь взглянуть на красную траву, которая пробралась даже в самое сердце поселка и оплела все стены одной из старых церквушек кошмарным подобием плюща.

А еще это сразу было видно по лицам местных жителей.

Фрэнку разрешили поселиться в одном из старых коттеджей возле общинной земли. Средний из трех домиков, стоявших в ряд, так и назывался – «Коттедж кирпичника». Когда образовался Кордон, владельцы дома оказались в отлучке. Для нас с Тедом Лейном нашлись пустующие комнаты, и я принялась разбирать походную сумку со своими скромными пожитками. Фрэнк одолжил у кого-то из земляков вполне приличный брючный костюм, который оказался мне почти впору.

Водопровода здесь не было: давно заброшенные деревенские колодцы кропотливо расчистили, но воду из них приходилось выкачивать вручную. Поэтому я заложила пропитавшуюся кровью одежду отмачиваться в раковину. Я и сама бы с огромным наслаждением понежилась подольше в полной до краев горячей ванне, избавилась от цементной пыли и следов кордита, от запаха крови и страха… Увы, столько горячей воды здесь бы не набралось. Бытовые хлопоты принесли мне странное умиротворение: после жуткой гибели Бена Грея, после ошеломительной встречи с марсианами и венерианцами и прочих потрясений, которые принес с собой этот необычайно длинный день, я была рада любым проблескам нормальной жизни.

Электрического освещения здесь, конечно, не водилось, но сумерки выдались не слишком густыми; причесаться к выходу в свет вполне можно было и при пламени свечи. Да-да, к выходу в свет! В тот вечер всех новоприбывших пригласили отужинать у Милдред Триттон.

Меня немного поводили по фермерскому домику Милдред. Здесь оказалось весьма уютно. Дому ничуть не мешало отсутствие электричества, газа и прочих новомодных удобств, которые по меркам его долгой истории появились совсем недавно. В кухонном очаге безмятежно потрескивали дрова. Одна из комнат была отведена под местную библиотеку – жители приносили сюда книги, оказавшиеся у них при себе, когда возник Кордон. Библиотечный учет велся в старой бухгалтерской тетради. Возле книжного шкафа я обнаружила жестянку из-под печенья «Хантли и Палмер», в которой хранились письма; позже я выяснила, что самолеты довольно регулярно сбрасывают за Кордон почту – а порой и собственно печенье.