Я поникла. Все. Казалось, меня раздавили каблуком, как насекомое. Я рывком освободилась от хватки полукровки и отошла к колонне, прижалась лбом к узорному перламутру. Щека все еще горела, но это уже не имело никакого значения — я законная жена этого демона. Законная жена. Я смотрела, как Ларисс что-то говорил регистратору. Тот лишь подобострастно улыбался и все время мелко кланялся. Наконец, толстяк развернулся и посеменил к двери, но тут же отскочил и прижал папку к груди.

На пороге стоял де Во. Он опоздал лишь на несколько коротких минут. Проклятых минут. Он прожигал Ларисса горящими глазами, а потом увидел меня, и гнев на его лице сменился недоумением. Наконец, он закрыл дверь на замок и сделал несколько шагов, не отрываясь глядя на брата. Но лицо Ларисса было сейчас гораздо красноречивее. Он стал серым, как дым. Смотрел так, будто не верил глазам или увидел самый страшный кошмар. Он пятился с каждым шагом де Во.

Адриан побагровел. Я видела, как на висках вздулись пульсирующие синие жилы.

— Чертов ублюдок!

Он наступал на Ларисса, но тот мигом метнулся ко мне, и я почувствовала на шее холодную сталь.

— Остынь, брат. Иначе я перережу ей дивное белое горло.

Ларисс прижал меня к груди, прикрылся мной. Его рубиновая серьга змеей холодила щеку, спускалась в вырез платья, заставляя меня содрогаться. Ларисс дышал так шумно, что меня почти оглушало.

— Ты убил Вирею.

— Досадный промах. Но и в этом есть плюсы, брат — ты теперь свободен, как и хотел.

— Какой же ты ублюдок!

— Заметь, я ублюдок с фантазией. И какое верное слово «ублюдок». Но не думай, что ты открыл мне глаза. Ты у нас чистокровный, а я ублюдок. Чистая правда.

Де Во изменился в лице:

— Ты сделал из меня лестницу…

Мне казалось, Ларисс улыбался, но все же молчал.

— Ты возвышался моими руками, чтобы в итоге убить. И получить все.

— Ты начинаешь думать.

Де Во вновь закипал, лицо пошло красными пятнами. Он потянулся к кобуре, но Ларисс предвосхитил жест:

— Отбрось пистолет, иначе я без сожалений перережу ей горло.

Де Во медлил, наконец, положил пистолет на пол и отпиннул в сторону:

— Отпусти ее, — голос казался на удивление ровным. — Это наши дела, она не имеет к ним никакого отношения.

Ларисс хмыкнул:

— Зачем мне отпускать собственную жену? Имею право.

— Ложь.

— Скажи ты, — Ларисс кивнул регистратору.

Тот стоял, вжавшись в стену, и пытался прикрыться папкой:

— Ваше сиятельство, госпожа де Во — законная супруга. Данные в реестре.

Адриан какое-то время стоял, сжав зубы, грудь ходила ходуном.

— Ублюдок.

Ларисс снова лишь хмыкнул. Серьга вновь щекотала кожу.

— Ты размяк, Адриан. Помнится, ты сам был готов расправиться с ней. За все то, что мы вытерпели. Ты и я. Не будь этого проклятого ребенка…

— Это уже не имеет значения.

— Любовь делает дураком, Адриан. А ты и без того был не слишком умен.

— Отпусти ее, и решим все по-мужски.

Ларисс хохотал, лезвие скребло по шее. Одно неверное нажатие — и все.

— Я же говорил… Оставить преимущество и ввязаться в драку, в которой я заведомо проигравший! Нет, Адриан. Это ты уйдешь. И никогда больше не появишься на пороге моего дома.

— Твоего дома… — де Во грустно кивал. — Твоего. Ты прав — мне не переиграть твоих ходов. Но это конец, Ларисс. Ты же понимаешь, что это конец. Глупый конец. Я уйду, но вместо меня придет гвардия. Ты сам загнал себя в тупик.

Он замолчал. Просто стоял и смотрел на меня. На миг показалось, что он сейчас уйдет. Я умоляла одними глазами. Не вынесу, если он уйдет. Адриан опустил голову, будто что-то раздумывал, потом вновь взглянул на меня. Проклятая серьга мерзко щекотала щеку. Хотелось оторвать ее. Оторвать…

Я незаметно подняла руку, не отрывая взгляда от де Во. Главное, чтобы он понял. И он понял. Я нащупала рубиновую цепочку, дернула со всей силы, так, что серьга осталась в руке. Ларисс сдавленно вскрикнул, руки ослабли, он выронил нож и я бросилась прочь, держась за шею. Лезвие успело оцарапать. Когда я обернулась, Ларисс уже лежал на полу с перерезанным горлом, а Адриан сидел на его груди. Наконец, поднялся, положил окровавленный нож на стеклянный столик.

Я смотрела, как под Лариссом стремительно натекает глянцевая багровая лужа из раны на шее, и это зрелище не вызывало во мне ничего. Совсем ничего, будто я смотрела на картинку в книге или пустую голограмму. Но не могла отвести взгляд. Черные волосы разметались по полу, полы темной мантии залегли, как сломанные крылья. Он походил на поверженного демона. Казалось, что он все еще способен восстать.

Неожиданно глупый конец.

Де Во отвернул меня и положил ладони на плечи:

— Не надо. Не смотри на него.

— Почему? — я подняла голову.

Он не ответил. Лишь убрал руки, давая понять, что ни на чем не настаивает. Я повернулась и вновь посмотрела на безжизненное тело. Почему я не должна смотреть? Неужели он думает, что что-то еще способно ранить мой взгляд? Это зрелище приятнее, чем отрезанная голова Мартина-Добровольца. Я просто хотела сохранить его в памяти, чтобы никогда не усомниться в том, что больше никогда не услышу его голоса и отвратительного шуршания его мантии, от которого переворачивалось все внутри, не увижу ухмылку.

У него были свои мысли и свои причины, которые для него имели непреложное значение… Но, это не повод, как бы я не пыталась по-человечески его понять.

Де Во открыл дверь и повернулся к регистратору:

— Полагаю, вы выступите свидетелем. Вы видели все.

Толстяк нервно кивнул и поспешно вышел.

Де Во подошел, встал рядом. Мы стояли и просто смотрели на кровавую лужу. Мне почему-то казалось, что я должна что-то сказать:

— Он твой брат…

Кажется, Адриан грустно усмехнулся:

— Он твой муж…

Теперь усмехнулась я:

— Кажется, я теперь вдова…

Глава 64

— Мое почтение, госпожа де Во.

На пороге квартиры показался имперский нотариус Леон Бар. Плотный, улыбчивый, с хитрыми маленькими глазками хваткого дельца. Я ждала его.

— Здравствуйте, господин Бар.

Я пригласила его присесть, он охотно согласился и распотрошил на столе рабочую папку, разложив кучу формуляров. За последний месяц он стал мне едва ли не родственником. Я буквально сходила с ума от этой казенной шелухи. Сначала хотела бросить все и тут же уехать. Деньги Ларисса — не мои. Мне не нужно от него ничего. Я категорично отказывалась, но Бар пояснил,