— Вором, да. Я был в городе инкогнито, и мне пришлось расстаться с изрядным количеством монет, чтобы выкупить Этена из банды, куда он угодил. От Большого Бо. Сейчас той банды уже, конечно нет, как и Большого Бо. — Илар жестко ухмыльнулся. — Этен поначалу не понимал, чего я от него хочу, смотрел волком. Все ждал подвоха. Семнадцатилетний волчонок, который привык кусаться. Так я нашел брата.

— Но... как так получилось? — задала я давно интересовавший меня вопрос. — Твоя мать... и Кроу?

— Что? — возмутился Илар. — Нет! Этен — сын Кроу. Только Кроу. Этен брат мне так же, как Кроу — отец.

Я прищурилась, и Илар закатил глаза.

— Этен сын Кроу и женщины из народа, которые называют себя детьми дороги. Сын цыганки. И... — Илар замолчал, подбирая слова. — Я не знаю всей истории. Кроу рассказал мне об этом, когда я стал юношей, чтобы уберечь от ошибок, которые часто совершают юноши, пока думают совсем не головой. Кроу встретил женщину в порту, рядом с заведением мадам Виктуар. Это...

— Я догадалась, — махнула я рукой, с содроганием вспомнив разбойников.

— Да. Кроу встретил неподалеку от того борделя юную цыганку и решил, что она — из тех женщин, кто всегда рад мужчинам, готовым платить. Они провели вместе ночь, и... я конечно не могу ручаться, но Кроу говорил об этом с такой тоской. Мне кажется, он влюбился, хоть в то время был уже совсем седой, да и вообще, Кроу и влюбленность... звучит дико. Так вот, Кроу ушел из трактира, где они сняли комнату, утром, пока цыганка спала. Оставил ей деньги — щедрое жалование, столько не зарабатывают за месяц даже лучшие шлюхи. О том, что дочери цыган скорее позволят снять с себя голову, чем продадутся, Кроу узнал позже.

— Получается...

— Да, — кивнул Илар. — Все верно. Уж не знаю, что эта цыганка делала в том квартале, но это сыграло с ней злую шутку. Кроу пробовал искать ее потом, но тщетно. Он рассказал мне эту историю через много лет, шансов почти не было, дети дороги редко оседают в одном месте, но я решил рискнуть. У меня ничего не было, кроме имени, но неожиданно мне улыбнулась удача. Мирела всю жизнь прожила неподалеку от того места, где они встретились с Кроу, и где ему, должно быть, не пришло в голову ее искать. Она не вышла замуж и рано умерла, но оставила сына. Его-то я и забрал во дворец. И, надо сказать, не пожалел об этом ни разу. Этен незаменим. И дорог мне как родной брат.

— Грустная история, — я поднесла к губам кубок. — А почему Кроу решил, что ты можешь убить Этена?

На лице Илара появилось смущение.

— Понимаешь, меня короновали, едва мне исполнилось двадцать. Я самый молодой король за всю историю Аренции. Думаю, не нужно тебе объяснять, что это значит: и во дворце, и за его воротами было много людей, кто считает, что такой молодой король — легкая добыча. Опасаться стоило переворота и того, что лорды не признают за собой власть «сосунка». И тогда мы с Кроу придумали план, чтобы показать всем и каждому, что у меня есть клыки и связываться со мной опасно. Что, несмотря на молодость, корона мне по размеру.

— И что же вы придумали?

— Я стал жестоким, — буднично сказал Илар. — Вернее, это был тщательно продуманный план. Править я начал с того, что навел порядок и добрался до всех, включая Большого Бо, до кого не доходили руки Кроу. Наказания были жестокими, но в Монтевире еще никогда не было так тихо и спокойно. А затем — тонкая игра, которую блестяще провел Этен. Пустить слух там, сказать нужное слово здесь — и вот я уже непредсказуемый самодур, от которого лучше держаться подальше.

— Страж на воротах боится тебя, как огня, — вспомнила я. — Просил, чтобы его не наказывали, потому что у него больная собака.

Илар закатил глаза.

— Актерище. Конечно, на городских воротах должен стоять кто-то, кто скажет купцам и путешественникам, что король Илар опасный тиран. Чтобы не вздумали наводить смуту или говорить тому, в чью пользу они шпионят, что Аренция слаба, — голос его стал жестким, а взгляд — колючим.

Что ж, тем, кто не воспринимал всерьез молодого правителя, явно пришлось несладко. Илар был каким угодно, но только не слабым. Вспыльчивым, порой действительно сумасбродным — так ли много было лжи в его образе?

— Вы просто шкатулка с секретами, ваше величество, — пробормотала я.

Илар взял меня за руку и поцеловал пальцы.

— Я люблю тебя. И весь как на ладони перед тобой. Это политика, Маша. Но с тобой сейчас и впредь я просто Илар.

Я улыбнулась, чувствуя себя самой удачливой девчонкой в мире.

— Я люблю тебя, Илар. И умерла бы, если бы мне пришлось тебя покинуть. Мне жаль того, как все получилось с Кроу, — тут же перевела я тему, смутившись своего слишком пылкого признания, и глотнула вина.

Я тайком посмотрела на Этена, а затем на Кроу. Сейчас, когда я знала всю историю, поняла, почему Илар даже не усомнился в том, что видит перед собой сына Кроу. Несмотря на темный оттенок кожи Этена и более тонкие, чем у Кроу, черты лица, их сходство было очевидным. Разрез глаз, подбородок, форма носа, даже то, как они сидят и двигаются. Я смотрела на Кроу и вдруг как будто получила удар под дых.

Дождливая улица, порт. Вечно ноющее на перемену погоды колено. Смешливая девчонка, смуглая, быстроглазая, спрятавшаяся под крышей у стены борделя, чтобы не промокнуть. Болезненная нежность и собственные руки, украшенные первыми признаками старости. Какой-то трактир и утро, которое пришло слишком быстро. То, как сложно было уходить. Кажется, Илар звал меня, трогал за плечо, но я уже ничего не видела. Меня затапливало чувство вины, такое огромное, как целое море. Сжигала тоска и больная любовь. Я металась (метался?) по городу, пытаясь найти то, что потерял, а потом вдруг успокоился, только каждый раз дергался, оказываясь в дороге — а вдруг?..

Осталось только имя, Мирелла, воспоминания и горечь. Принц, которого нужно было вырастить достойным человеком, а потом вдруг — сын... который смотрит волком, но красивый, ловкий, умный. Какая же гордость за него берет!

— Маша! Маша!

— Что? — вздрогнув, я обернулась к Илару и дрожащими руками поставила бокал с вином на стол. Улыбнулась, увидев, что на нас смотрят люди из разных концов