Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пару минут молчим, созерцая мелкую морскую рябь с ровной линией горизонта, и невольно слушаем обрывки фраз Горчакова. Аккуратно проговаривая слова, тот объясняет сербу что-то очень важное:
– Вот его кредитная карта… Мы проверили банковский счет… Вы легко получите обратно перечисленные деньги… Не в наших с вами интересах выносить эту историю на суд общественности…
Хелена нежно касается моей руки.
– У тебя есть девушка там, в России?
Врать не хочется, но я киваю:
– Есть.
– Хорошая?
– Да.
– И, наверное, очень темпераментная? Ведь в вашей северной стране без темперамента нельзя.
Раз уж начал врать, то делать это нужно виртуозно.
– Ее темперамент – легенда, которую никто не видел. На ее темпераменте можно летом охлаждать пиво. Хотя, знаешь… холодные женщины хорошо идут под коньячок. Так что все у меня в полном порядке…
Внезапно, даже не оглянувшись на своего Марко, Хелена обнимает меня, целует в губы и шепчет:
– Врешь ты все. Но я все равно никогда тебя не забуду. Никогда, слышишь? На небе Бог, на земле – Россия. И ты…
* * *
«Sea Dream» сбавляет ход до малого. По левому борту опущен парадный трап, под которым пришвартован скоростной катер, прибывший из Севастополя.
Пока матросы аккуратно транспортируют вниз носилки с тяжело раненным Егором Ивановичем, мы стоим в палубной нише – прощаемся с Хеленой и Марко. Мы – это капитан Горский, Горчаков, Устюжанин и я. Пожимая им руки, искренне желаем поскорее и без приключений добраться до Белграда. Лицо Матича светится счастьем, девушка молчалива и подавленна.
Покончив с ритуалом расставания, они спускаются по шатким ступеням…
Храню спокойствие, но в груди что-то екает, когда Хелена, ступив на бак катера и оглянувшись, поднимает на меня печальные, полные слез глаза.
«Да… сердцу не прикажешь, – с грустью смотрю на косые волны, встающие за кормой катера, и тонкую фигурку Хелены. – Не прикажешь. Но можно надавить на сонную артерию. И попытаться забыть…»
Первый день осени выдался пасмурным – с утра моросил мелкий московский дождь.
Мы прогуливаемся по небольшому парку. Обычно для «разбора полетов» или перед отправкой на очередное задание Горчаков приглашает в кабинет. Там карты, секретные документы, видеозаписи и все такое… Сегодня он сделал исключение – решил подышать свежим воздухом, принесенным с северо-запада холодным фронтом циклона.
– Как рука? – интересуется он, застегивая пуговицы пиджака.
– Нормально. Уже забыл.
– Отдохнул, отоспался?
– Да, я в норме.
– И готов работать?
– Готов.
Постепенно разговор переносится на несколько недель назад, и генерал-лейтенант грубыми мазками рисует мрачную картину замыслов покойного Борщевского. Я слушаю эти откровения и ужасаюсь тому, в какую жуткую авантюру меня втянул выскочка и аферист в погонах генерал-майора. С грустью вспоминаю Егора Ивановича, так и не пришедшего в себя и покинувшего этот мир по дороге в Севастопольскую больницу. А еще становится чертовски обидно за то, что такие важные понятия, как честь, бескорыстие, Родина, уходят все дальше и дальше в прошлое.
Дабы отвлечься от мрачных мыслей, интересуюсь:
– Анчича уже отдали?
– Да. Три дня назад проводили в наручниках и в сопровождении четырех комиссаров Интерпола.
– А Борщевский?
– Что Борщевский? – удивленно смотрит он поверх тонкой оправы очков. – Интересуешься, где он похоронен?
– Мне все равно, где его могила. У вас не возникло проблем из-за смерти генерала? Он же наш, «конторский».
– Брось. Он никогда не был нашим, и план избавления от него придумывался мной совместно с руководителем Департамента.
– Совместно с руководством Департамента?! А как же стрельба по вашей машине, катастрофа, переломы, больница?
– Импровизация, Женя. Чем больнее приходится артисту при исполнении роли, тем громче рукоплещет доверчивый зритель. Да, мы немного запоздали, но нам нужна была сильная зацепка. Очень сильная! Ради этой зацепки мы во многом подыгрывали оппоненту – и, к счастью, ее получили. Борщевский – БИЗНЕСМЕН. А в жизни настоящего бизнесмена все должно быть надежным, прекрасным, точным: и «Мерседес» S-класса, и вилла на Канарах, и «Ролекс» на запястье. И, конечно, контрольный выстрел в голову – куда ж в бизнесе без него?..
По большому счету он прав.
– Однако радоваться не спеши, – продолжает шеф. – Побеждают сильнейшие, а выживают простейшие. Таких, как Борщевский, нынче – пруд пруди. Во власти, в спецслужбах, в армии, в органах правопорядка…
Старая истина с запахом нафталина. Давай, старик, о главном.
И он, будто услышав просьбу, переходит к конкретике:
– Послушай, Евгений Арнольдович. Твои ребята из «Фрегата» хорошо справились с операцией «Эхолот», вернулись в полном составе, отдохнули…
Знакомая песня. Стало быть, сейчас объявит о новой архиважной задаче.
– Так вот, пока мы с тобой отдыхали на круизном судне, наше руководство придумало следующее испытание…
Кто-то из нас точно приехал на «Sea Dream» отдохнуть и прохладиться. Кто-то, но точно не я.
– Итак, имеется парочка серьезных заданий. Выполнить предстоит оба, поэтому разделишь отряд на две группы. Одной будешь командовать сам, другую поручишь Устюжанину.
Пожимаю плечами. Дескать, нет проблем.
– Одно задание полегче, – продолжает Горчаков, – в теплом Адриатическом море, недалеко от берегов Черногории. Другое посложнее – в северных водах Тихого океана.
– С удовольствием проветрюсь до океана.
– Почему так категорично? – останавливается старик посреди аллеи.
– Надоела слишком теплая вода.
– А серьезно?
– Не знаю.
– Тогда не торопись с ответом – я еще не все сказал.
Сергей Сергеевич лезет за следующей сигаретой. Внезапно передумав, сует пачку в карман и со вздохом говорит:
– Думаешь, я не видел, как ты глядел вслед уплывающей в Севастополь Хелене? Думаешь, не замечал, как она прощалась с тобой?..
К чему это он клонит?
– По моим данным, Хелена Анчич сейчас отдыхает в Черногории. При желании и соблюдая осторожность, ты мог бы с ней встретиться. Если бы выбрал первый вариант.
Он вопросительно глядит на меня. А я…
Я безмерно благодарен старику за сентиментальный порыв, за неожиданную доброту и отеческую заботу. Подобное проявление чувств – большая для него редкость. Гораздо чаще он бывает строгим и жестким начальником, не знающим жалости и пощады.