Морио Осанай мучился: ему было страшно засыпать.

Стоит уснуть – и в его сознание обрушится лавиной чей-нибудь сон. Хорошо, если это будет сон Сэйдзиро Инуи, но может опять присниться кошмар умершего Химуро, от которого кто угодно содрогнется. В их снах Химуро оставался живым.

Накануне Сэйдзиро Инуи признался Осанаю, что тоже боится спать.

– Однако,- начал он,- нечто подобное должна испытывать и Ацуко Тиба. У нее тоже по ночам слипаются глаза.

Но если бы только недосыпание. Если бы только кошмары. Встреча с ней во сне равносильна неизбежной схватке. И в то же время она видит в своем сне, как бьется с ним насмерть. Перекликающийся сон на разных кроватях – далеко не любовный роман, когда герой и героиня спят вместе на разных ложах. Это изматывающий нервы поединок достойных и равных противников. Прежде всего требовалось отделять примеси чужих снов от собственного, а еще понимать, чьи они. Может, это сон Торатаро Симы или Косаку Токиды. Надевая им на голову МКД, Осанай готовил им участь, схожую с судьбой Химуро. Если предположить, что в сон Осаная может проникнуть любой, кто хоть раз надевал МКД, немудрено появление в его сне клиентов Паприки – управляющего корпорацией Тацуо Носэ и полицейской шишки Тосими Конакавы.

В особенности боялся Осанай появления во сне Конакавы. Тем более, если этот полицейский столкнется где-нибудь с безвольным Хасимото, он тут же догадается об убийстве Химуро.

Но не спать нельзя. А перебиваться урывками днем, пока все бодрствуют,- тоже не выход, работать-то кто будет? Единственный способ хоть как-то защищать свой сон от врагов – согласовывать время сна с Сэйдзиро Инуи и Хасимото и засыпать в одно время.

Как долго будет длиться это остаточное явление? Или не пройдет никогда? МКД поместили в свинцовый шкаф для хранения опасных медикаментов, но как его изолировать? Пока он действует, этот кошмар не развеется. Ацуко Тиба, вероятно, догадалась об опасности, которую скрывает в себе модуль, и прекратила им пользоваться. Но, к несчастью, их квартиры отделяет лишь перекрытие, а потому даже без МКД, под воздействием одного остаточного явления они могут проникать в сны друг друга.

Коротать ночи в полудреме, чтобы в любой момент суметь проснуться, очень непросто, но ничего другого Осанаю не оставалось. В два часа ночи он забылся сном.

Где это? «Дзингу гайэн»?* Осанай бежит трусцой. Ни разу до этого не бегал. Хотя подумывал. Поэтому, наверное, и побежал во сне. Ему навстречу приближается пожилой человек. «Идиот, начинать бегать в преклонном возрасте – только гробить себя. Погоди-ка. А это, случаем, не директор Торатаро Сима? Точно, он».

* «Мэйдзи дзингу гайэн» – культурно-спортивный комплекс перед святилищем Мэйдзи в Токио.

Торатаро Сима, узнав Осаная, приближается.

«Выходит, Сима оклемался. Так, я, кажется, замышлял против него что-то неладное. Будь он трижды проклят. Никак спешит пожаловаться?»

Сима и Осанай останавливаются друг против друга. Сима улыбается. Его улыбка Осанаю кажется зловещей, кроткое лицо раздражает пуще прежнего.

– Вы уже поправились? – по-ученически учтиво справляется Осанай.

– С чего бы такая любезность? – не расставаясь с улыбкой, отвечает ему Сима.- Паприка излечила меня от той ?•*€?, которую ты спроецировал. Она талант. В отличие от тебя, заурядного докторишки!

Осанай вне себя. Это не директор Сима из сна. Это сам Торатаро Сима. Их сны пересеклись. И Осанай решает высказать начальнику все, на что раньше по малодушию не поворачивался язык.

– Помалкивал бы, старый хрыч! Сам только и можешь, что пожинать чужие лавры. Талант – это я! А ты – паразит на теле института! Чтоб ты сдох!

Сима не ожидал такой наглости от своего подчиненного, и его лицо вытягивается от изумления. Не успев опомниться, он увязает по шею в земле. Сима устремляется вперед – голова его взрезает землю, по сторонам летят комья. Но, огибая храм, он натыкается на корень толстого дерева. Не в силах двигаться дальше, Сима, возведя глаза к небу, что-то вопит.

– Так тебе и надо! – кричит ему Осанай.

Осанаю вдруг хочется пнуть голову Симы. Он уже делает шаг вперед, предвкушая, как расквитается за прошлое со своим деспотичным папашей, и тут из-за спины раздается металлический голос – напряженный, словно натянутая гитарная струна:

– Прекрати.

Юная Паприка. Ее несложно узнать по одежде: красная майка и джинсы. Осанаю кажется, будто он вернулся в свое детство. Паприка держит в руках рогатку, целит прямо в него, Морио. Чем это заканчивается, Морио знает не понаслышке: однажды приятель попал ему прямо в глаз. Если бы он тогда не зажмурился – лишился бы зрения. Он до сих пор помнит, как обожгло его болью.

С обеих сторон – элитные частные дома, дорога полого идет в гору: нет времени прятаться за спасительной дверью. Обхватив голову, он опускается на корточки и кричит:

– Погоди! Это опасно. Прекрати, противная девчонка!

– Фюйть, фюйть-фюйть,- торжествующе насвистывает Паприка.- Так и думала! Пацаны не хотят камнем в глаз.

Спрятав лицо, Морио не видел, но знал, что она, стоя прямо перед ним, целит из рогатки ему в темя.

– Вот тебе!

– Не-е-ет!

Морио не в силах сдержаться. Понимая, что это сон, он все же рискует вернуться в реальность покалеченным. Тогда он поднимается и бежит к себе домой. А по ходу, как сумасшедший, размахивает руками, надеясь отмахнуться от запущенного в него камня.

Новогодняя ночь. В его доме семья не спит допоздна, по обыкновению готовясь к первому дню нового года*. В такие дни укладываются поздно, часа в три-четыре утра. Морио и другие дети собираются в гостиной, им интересно смотреть, как взрослые хлопочут по хозяйству, но вскоре сон берет свое. В гостиной во главе стола неизменно сидит дед. В руке у него чашка чая, рядом – штоф очищенного сакэ. Отхлебывая чай, дед то и дело подгоняет женщин. Однако сейчас, когда Морио ворвался в столовую, вместо деда сидел в позе лотоса облаченный в кимоно Сэйдзиро Инуи. Он злобно смотрел на Морио и, судя по лицу, был явно не в духе.

* По традиции в Японии встреча Нового года проходит в первый день и вечер, не предусматривая начало празднования в канун смены календарных дат.

– Я с таким трудом рассчитал смесь сонбутала и сульфонала, чтобы избавиться от снов, но стоило мне наконец-то уснуть, как ты шумишь.

– Простите,- вкрадчиво бормочет Морио,- но мне было страшно. Ей-богу, страшно.

– Где мы? В твоем сне? – Инуи окидывает взглядом столовую.- Ты спишь крепче всех, но мне кажется, сюда проник кто-то еще.

– Знаете, здесь памятное для меня место, где я больше всего был счастлив. Но то было время страха и место опасности…- Морио всхлипывает.- А может, ничего этого на самом деле не было. И это просто остаточная память после стольких повторов во сне.