снять обвинения? – Шериф пристально глядит на меня.

Я колеблюсь.

– Я получу деньги сегодня?

– Не будет никаких причин удерживать их в качестве улики. Так что да.

Это все, чего я хотел с самого начала.

– Что с ней будет после этого?

– Это ваше право как пострадавшего. Если вы не заинтересованы в судебном разбирательстве, ее освободят. Миссис Хартли содержалась в Луизиане только по требованию этого департамента. Какие бы штрафы ей там ни грозили, это отдельный вопрос. В настоящее время нам неизвестно о другом ордере на нее.

Я смотрю на Мак, зная, что это не то решение, которое она может принять за меня, но она желает убедиться, что я поступаю правильно. Полагаю, в этой ситуации любое решение дерьмовое.

Она изучает мое лицо и слегка кивает.

– Делай то, что считаешь правильным, – бормочет она.

Я снова перевожу взгляд на шерифа.

– Да, я хочу снять обвинения. Давайте покончим с этим.

Еще около часа уходит на то, чтобы подписать документы и дождаться появления офицера, который приносит полиэтиленовый пакет с моими деньгами. Он считает каждый цент, после чего заставляет меня подписать еще несколько бумаг. Еще одна волна облегчения накатывает на меня, когда я отдаю Мак наличные, и она кладет их в сумочку. Следующее, что я сделаю, – это положу деньги в банк, и к черту налоговиков.

Снаружи Эван ждет нас у пикапа.

– Все хорошо? – спрашивает он.

Я киваю.

– Все хорошо.

Мы собираемся уходить, когда Шелли выходит из здания, потирая запястья.

Дерьмо.

Она поджигает сигарету, и, когда выдыхает, ее взгляд останавливается на нас.

– Я избавлюсь от нее, – предлагает Мак, сжимая мою руку.

– Все в порядке, – уверяю я. – Подожди в машине.

В типичной для нее манере моя мать подходит ко мне с веселой улыбкой.

– Ну что за день, а? Кто-то точно облажался, не так ли? Я не знаю, что они там себе надумали. Я им говорю, позвоните моим мальчикам. Они скажут, что я не взяла ничего, что бы мне не принадлежало.

– Господи, хватит, а? – срываюсь я.

Она моргает.

– Малыш…

– Не надо мне этих «малыш». – Я не вынесу больше и секунды ее бреда. Не вынесу этих улыбчивых уверток. Я сыт ими по горло с тех пор, как мне было пять. – Ты нашла мою заначку и стащила ее. Вот почему ты смылась из города. Надеюсь, оно того стоило. – Я с презрением смотрю на нее. – Мама.

– Малыш, нет. – Она тянется к моей руке. Я делаю шаг назад. – Я только немного одолжила, чтобы встать на ноги. Собиралась отправить деньги обратно сразу после того, как устроюсь там. Ты же знаешь. Я не думала, что ты будешь возражать.

Удивленный смех льется из моих уст.

– Конечно. Плевать. Я не хочу больше это слышать. Это последний раз, когда мы общаемся. Я больше не хочу тебя видеть. Не возвращайся сюда. У тебя больше нет сыновей, Шелли.

Она вздрагивает.

– Нет, Купер! Да, я тебя расстроила, но я по-прежнему твоя мать. Вы мои мальчики. Нельзя отворачиваться от своей семьи. – Она глядит на Эвана, но тот хранит молчание. – Верно, малыш?

– Не в этот раз, – отвечает он, рассматривая проезжающие мимо машины. Решительный. Стойкий. – Я согласен с Купом. Думаю, будет лучше, если ты не вернешься.

Я борюсь с желанием обнять брата. Не здесь. Не перед ней. Но я знаю, какую боль он чувствует. Одиночество. Эван сегодня потерял маму.

Ну, а я свою потерял давным-давно.

Шелли делает последнюю попытку одурачить нас, пока не понимает, что мы не поддаемся. И ее маска падает. Улыбка сменяется безразличием. Глаза становятся тусклыми и злыми. Голос – грубым. В итоге у нее нет даже приличных слов на прощание. Едва взглянув на нас, она пускает дым нам в лицо и идет к ожидающему такси, которое увозит ее к тому, чьей проблемой она станет в дальнейшем. Нам всем от этого лучше.

Даже если сейчас так не кажется.

Позже, когда Мак заказывает на ужин пиццу, мы с Эваном берем Дейзи на прогулку. Мы не говорим о Шелли. Черт, мы вообще мало разговариваем. Настроение мрачное. Каждый из нас погружен в собственные мысли, и все же я знаю, что мы думаем об одном и том же.

Вернувшись домой, мы находим Леви на заднем дворе, потягивающим пиво.

– Привет! – кричит он при нашем приближении. – Я пришел посмотреть, как все прошло в полицейском участке.

Эван направляется внутрь, чтобы взять для нас два пива, а я стою у перил и рассказываю дяде всю историю. Когда я дохожу до того места, где Шелли исчезает в такси, даже не попрощавшись, Леви кивает с мрачным удовлетворением.

– Думаешь, на этот раз до нее дошло? – спрашивает он.

– Может быть. Она выглядела подавленной.

– Не могу сказать, что мне жаль ее. – Леви никогда не ладил с Шелли, даже когда она была рядом. Я не виню его. Единственным искуплением для наших родителей оказалось то, что благодаря им у нас есть замечательный дядя.

– Мы теперь сироты, – вставляет Эван, уставившись на волны.

– Черт, парни, я знаю, что это нелегко. Но вы не одни. Если вам что нужно…

Он замолкает. Но ему не надо заканчивать фразу. Леви изо всех сил старался заставить нас чувствовать себя семьей, несмотря на все недостающие детали, и он проделал довольно хорошую работу, учитывая то, с чем ему приходилось сталкиваться.

– Эй, я знаю, что мы не так часто об этом говорим, – произношу я, – но мы стоим здесь только потому, что ты был рядом с нами. Всегда рядом. Если бы не ты, мы бы отправились в приемную семью. Наверное, нас даже разлучили бы.

– Мы любим тебя, – добавляет Эван, его голос переполнен эмоциями.

Леви откашливается, чтобы скрыть то, что он чувствует сейчас.

– Вы хорошие парни, – грубовато отвечает он. Он человек несентиментальный и немногословный. Тем не менее мы знаем, как он к нам относится.

Может, мы так и не получили ту семью, которую заслуживали, но в итоге получили ту, в которой нуждались.

Глава сороковая

МАККЕНЗИ

Он ведет себя совершенно неразумно.

– Ты сказал, что по дороге домой собираешься за льдом, – кричу я с заднего двора, где стою с шестью мини-холодильниками с теплым пивом и содовой.

С февралем внезапно наступила свирепая зима, так что, пока я отмораживаю задницу на улице, напитки все еще горячие на ощупь, ведь Эван оставил ящики слишком близко к кострищу. Теперь он прохлаждается, а мне остается бороться со складным столом, который отказывается сдвинуться с места, когда я пытаюсь раздвинуть ножки. Эти складные столики, должно быть, спроектировал какой-то садист, поскольку я никак не могу их открыть.

– Морозильник в винном магазине сломался, – отвечает Купер с крыльца. – Хайди сказала, что по пути сюда заглянет в «Пабликс» и возьмет немного.

– Но напитки не успеют охладиться до прихода остальных. Вот почему я отправила тебя пораньше! – Мне хочется вырвать свои чертовы волосы. Я уже третий раз пытаюсь ему это объяснить, и это все равно что спорить со злобным песчаным крабом.

– Я бы остановился, но это было не по пути, и я хотел поскорее вернуться домой и помочь тебе. Ты бы предпочла, чтобы я оставил тебя здесь, и ты все делала сама? – кричит Купер в ответ, вскидывая руки.

– Я был здесь, ну, для помощи, – вставляет Эван со своего стула, где он прохлаждается уже какое-то время, допивая последнее холодное пиво, вместо того чтобы помочь мне все устроить. – Она права, Куп, – добавляет он, любезно кивая мне, как бы говоря: «Понимаешь, я на твоей стороне».

– Не лезь в это, – советует ему Купер.

Я смотрю на них обоих.

Мало что может быть хуже, чем делить день рождения с разницей в один день с парой едва приученных к хозяйству близнецов. Прошлой ночью у них появилась блестящая идея устроить большую вечеринку в последнюю минуту вместо ужина, который я планировала, так что теперь мы в спешке пытаемся придумать хоть что-то, вот только Эван ленив, а у Купера организаторские способности селедки.

– Забудь об этом. – Я даже не хотела эту дурацкую вечеринку, но они настояли на том, что, поскольку это мой двадцать первый день рождения, мы должны оторваться по-крупному. Так что, естественно, я застряла тут, выполняя большую часть работы. – Я привезу еду с одного конца города, торт с другого, потом заскочу за льдом и постараюсь вернуться до наступления темноты. Пожелай мне удачи.

Купер издает раздраженный стон.

– Я позвоню Хайди и попрошу ее прийти пораньше. Хорошо? Счастлива?

Я опрокидываю складной стол – да пошел он! – и бросаюсь вверх по ступенькам к раздвижной двери, где стоит