точке моего пребывания. Я даже послушал бы на досуге столь занимательные словесные обороты, если бы не перспектива быть расплющенным об эту планету.

Стараясь вклиниться между не прекращающимися раскатами, я заорал что-то объединённое из трёх слов. Точнее, двух слов и одного звука. И самым цензурным из этого было слово «СПАСИТЕ».

Орал я целеустремлённо, с полной отдачей, плюя с высокой колокольни на возражения голосовых связок. Ибо, целостность эти связкам, за отсутствием живого меня, была вот абсолютно, ни к селу, ни к городу. И все усилия по тотальному издевательству над голосовыми связками увенчались успехом. Сначала меня ненавязчиво, но твёрдо подхватили под правый локоток. Потом не менее ненавязчиво и не менее твёрдо — под левый. И вот тогда, когда моё тело затормозило в воздухе настолько, что перестало свистеть в ушах, я решил сжалиться над уже похрипывающими связками, перестал орать и открыл наконец глаза.

— Привет, вкусненький, — весело подмигнула мне Мара, держащая меня под правый локоток. — Полетать решил?

— Или так тупо об землю расплющиться? — поддержала подругу Хлоя, держащая меня за локоть слева.

— Да, пшлв… — прошипел я в ответ.

— Видишь, Мара, он не исправим.

— Скорее, туповат, Хлоя. Летать не умеет, а хамить — всегда пожалуйста.

— А давай его отпустим? И пусть летит себе.

— А кто его потом отскребать будет?

— А зачем? Песочком присыпем, цветочков сверху понатыкаем. Умильный холмик получится.

— Далековато холмик получится. Цветочки поливать не набегаешься.

— Да, об этом я не подумала. Придётся плавненько на землю спускать.

— Кстати, а ты чего это магичить начала? Я же предупреждала.

— О чём предупреждала?

— Как о чём? У Нога аллергия на магию. Он же теперь до смерти апчихается.

— Прямо так и до смерти? Чихнёт и лопнет, а заштопать будет некому?

— Утрировать так не надо и язвить тем более.

— А никто и не утрирует. Прочихается твой Ног и полетит дальше. В крайнем случае в порыве яростного чиха снесёт верхушки паре-тройке деревцев и даже не заметит. Да не то что не заметит, даже кончик крылышка не занозит, скотина чешуйчатая.

— Но-но, полегче…

— Полегче?! То есть это мы его стряхнули со своего горба? Это мы его отправили в свободное падение? Это мы даже не удосужились сделать хоть одну попытку по спасению? Это мы обрекли на верную гибель вот того, кого мы сейчас из последних сил удерживаем под белые рученьки? Я ничего не упустила в этом перечне?!

— Перестань, Хлоя!

— Перестать, Мара?! Это ты меня просишь перестать?! Это после того, как твоя летающая чешуйчатая гадина прикинулась изнеженной барышней и демонстративно расчихалась от маленького свербения в носике?

— Ног тебе не барышня! И он не заслужил такого гнусного отношения.

— Ой, действительно, чего это я. А давай я Серёжу тебе оставлю. Догоню несчастную аллергическую ящерку. Покаянно чмокну её в носик. Расплачусь. И вымою своими слезами все остатки моего магичения из его нежнейшей носоглотки.

Последний монолог Хлои вывел меня из ступора и пробудил во мне жажду к действиям.

— Стоять! — рявкнул я! Наверное, даже чересчур сильно рявкнул, поскольку мои девчули мгновенно разжали свои лапки.

— Лови его, Мара!

— Не успеем, Хлоя!

И всё-таки они меня поймали. Поймали у самой земли. Точнее, в паре-тройке сантиметров от земли. А ещё точнее — в плюгавеньком, невзрачном кустике. Но, зараза, до чего КОЛЮЧЕМ!!!

Практически погибший подо мной кустик от души утыкал меня острейшими колючками. Сказать, что было больно — это просто поиздеваться над той адской волной, которая накрыла меня. Наверное, не было такого определения, которое подходило бы сейчас для описания моих чувств.

— Ух, успели, — выдохнула Хлоя. — Ещё бы чуть-чуть, и конец.

— Рано радуешься, — скорбно возразила в ответ Мара. — На этот раз мы его точно потеряли.

— Да ладно паниковать. Сейчас иголочки повытаскиваем. Ранки заклинаньецами позатыкаем. К утру будет как новенький. Ящерицы твоей нет, чихать некому. Значит, мы в безопасности. Видишь, он даже не матерится, значит, не так и больно.

— Вот-вот. Он даже не матерится.

— Да что с тобой, Мара? Давай уже «ощипаем» его по-быстренькому.

— Да не спеши ты, Хлоя. Ему теперь уже всё равно. Хоть ощипывай его, хоть кожу заживо сдирай.

— Мара, а ты часом о своего чешуйчатого головой не приложилась, когда падала? Может, он тебя хвостом по темечку зацепил? Помогай, говорю!

— Хлоя, ты раньше на болотах у гургутов бывала?

— Да как-то желания не возникало. Жить, знаешь, хотелось.

— Значит, этот кустик видишь впервые?

— Да чихать мне на этот кустик и все кустики рядом с ними. Ты мне зубы не заговаривай.

— Значит, не знаешь о нём?

— Мара, не испытывай моё терпение.

— И конечно ты не в курсе, что в шипах этого кустика