тут можно поработать. Начнем с простого. Сядь.

— Я?

Барон, так и не выпустивший из кулака полоски с мясом, уже, правда, пожеванной, подчинился. Поерзал, усаживаясь поудобнее. И сам глаза закрыл.

Огонь в крови догорал, зато возвращалась способность мыслить.

И наблюдать.

— Закрой глаза и попробуй сосредоточиться на мире вокруг, но так, чтобы не спалить его… ты его ощущаешь?

— Ну… вроде… того. Да. Наверное.

Там, в Городе, за подобный ответ пришлось бы платить шкурой со спины, ибо любой наставник, даже в забытой богами школе, счел бы его проявлением неуважения. Но Карраго расплылся в улыбке и произнес:

— И хорошо. Чудесно. Продолжим? А теперь постарайся… ощутить пространство. Найти в нем нас. Видишь?

— Ну… вроде, — повторился мальчишка. А потом головой дернул. — Ага! Как… как огонь вроде. Такой от…

Он и руку поднял, помотал кистью.

— Разползается… у неё — зеленый, а у вас будто пятнами какими заляпанный.

— Замечательно, — слова про пятна Карраго явно пропустил мимо ушей.

Пока.

— Сила воспринимает силу. А твой разум преобразует её в образы, понятные тебе. Сейчас важно, что ты видишь впереди…

— Силу, — мальчишка не задумался ни на мгновенье. — Как у вас вроде, но больше. Такой от… столп в небеса.

И руку вскинул.

— Толстенный. Как башня. а от него тонкие расходятся. Паутиной. Ну, навроде, я не уверен…

— Винченцо?

— Я ничего не вижу, — спустя мгновенье ответил Ульграх. — Я даже тебя с Миарой ощущаю с трудом, словно сквозь воду…

— Нет тут никакой воды! А башня есть… а я могу от так? — мальчишка вытянул руку и с ладони сорвался огненный шар, который устремился куда-то вдаль.

Туда, куда нужно было Ирграму.

Очень.

— Можешь, несомненно, — Карраго проявлял просто-таки нечеловеческое терпение. — Но пока не стоит. Давай сосредоточимся на восприятии…

— Ага… тут недалеко уже!

— Сидеть! — он все-таки рявкнул, когда мальчишка попытался вскочить. — Что недалеко, это хорошо. Это даже всецело замечательно… но не спеши. Пожалуйста.

— Извините, — мальчишка выпрямился и лоб наморщил. — Тут… тут вроде бы как там, но иначе.

Чудесное описание.

— Ну… то есть… тут вроде как… не знаю… там воздух, а тут вода. Да!

— Плотность выше.

— Чего? — уточнил Дикарь.

— Силы? Пространства? Того, что не позволяет нам двигаться вперед.

Меж тем мальчишка вдруг застыл. Щека его дернулась. Глаза закрылись. И открылись. И снова закрылись. Он покачнулся влево. Вправо, двигаясь медленно, словно во сне.

— Что… — Дикарь дернулся было, но Карраго покачал головой.

— Не стоит. Понаблюдаем.

— А если это опасно…

— Не похоже, чтобы это место стремилось навредить нашему юному другу. Вы же сами искали подсказку… вот она.

Ирграм, отряхнувшись, — внутри его еще таяли искры заемной силы, — тоже поднялся. Меж тем юный барон встал зачем-то на четвереньки. И пополз.

К сумкам, сваленным в стороне.

Он двигался довольно уверенно, несмотря на закрытые глаза. А руки сноровисто ощупывали то одну, то другую сумку, пока не нашли нужную.

— Конечно, — пробормотал Винченцо. — Как мы могли забыть…

Венец баронов де Варрен лег на голову мальчишки, чтобы камни на нем вспыхнули, сливаясь в одну сплошную полосу света. Алого, как кровь.

И такого же манящего.

Глава 37

Глава 37

Верховный

Свет вспыхнул сразу и со всех сторон. Он пробивался сквозь каменные плиты, и камень, светясь изнутри, будто истаивал.

Задрожал Акти.

И готов был упасть на колени. Как бы он вовсе не лишился разума, ибо все же не всякий человек способен принять то количество чудес, которое выпало на долю несчастного.

— Успокойся, — голос Маски звучал так, что не повиноваться ему было невозможно. И Акти задышал ровнее. — Вот так. Идешь следом.

Нужен ли он вовсе?

— Нужен, — ответила Маска уже так, что слышно сие было лишь самому Верховному. — Я не уверен, что нынешняя оболочка твоя выдержит. Лучше, если рядом будет кто-то, кому ты доверяешь.

Верховный сдержал смешок.

Доверяет ли?

Акти полезен.

У него мягкие руки. И знает он многое из того, что надлежит знать домашнему рабу, приставленному следить за стариком. Но разве может идти речь о доверии?

— Не суть важно. Идем.

— Там… ядовитый газ, — счел нужным предупредить Верховный.

— Система фильтрации активирована, — Маска положил руки на дверь, и та отворилась.

Чудо ли?

Очередное?

Правда, по сравнению с иными, это выглядело мелковато.

— На вас не угодишь. То чудесно, то недостаточно чудесно.

— Прости.

— Ничего. Люди должны оставаться людьми. В вашей хаотичности и бестолковости скрывается огромное преимущество, дающее вашему виду надежду на выживание.

За дверью пахло иначе.

Цветами?

И слегка гарью. А еще — кошачьим туалетом, который давно стоило бы вычистить.

— Газоароматические соединения не несут вреда здоровью, — заметила Маска. — Но если хочешь, я могу уменьшить чувствительность обоняния.

— Да… благодарю. Было бы неплохо.

— Тебе не обязательно произносить слова вслух. Я воспринимаю и так.

— Как ты читаешь мысли?

— Это не совсем верно. По сути твой мозг, в котором эти мысли рождаются, а заодно контролируются все процессы, проистекающие в теле, а их, поверь, огромное количество, все это сводится к набору энергетических импульсов разной частоты. Импульсы, сколь бы слабы они ни были, рождают возмущение энергетического поля. А моя чувствительность позволяет считывать их на малых расстояниях.

Все это звучало… странно.

Весьма.

— Когда-то меня понимали, — это прозвучало печально. — Но потом…

— Что случилось?

— Катастрофа. И регресс цивилизации, как я понимаю. К сожалению, информация утеряна. Подозреваю, имел место сбой в моих параметрах, вследствие чего моя личность развивалась по новому, незаложенному программой вектору, что в конечном итоге и привело к частичной деструкции.

Запахи отступили.

А вот остальное… пожалуй, ничего не изменилось. И это постоянство давало надежду, что здесь, под землей, можно спастись.

Пусть не Верховному, но…

— Ты и вправду был другим, — он шел, и теперь Маска не мешала управлять телом. Правда, само это тело сделалось несколько неудобным, будто бы Верховный взял и примерил чужое платье.

Кресло.

— Отлично, — Маска обрадовалась. — Стабилизирующий модуль… и погоди.

Верховного отодвинули в сторону, причем весьма бесцеремонно. Пожалуй, это могло бы обидеть, но Верховный, кажется, сумел преступить через обиды.

Ну или ему хотелось так думать.

Он наблюдал, как его, но в то же время, чужие руки, смело трогают кресло, поворачивают. Затем ощупывают машину, застывшую над ним, и та отзывается на эти прикосновения.

— Картриджи почти разряжены… кто бы ни использовал, он делал это весьма варварским методом. Я обнулю данные. Здесь где-то должны храниться запасные, но где именно…

Вереницы полок уходили в глубины хранилища.

— Не важно, после подключения проведем инвентаризацию. Итак. Ты садишься, а дальше я попробую управлять системой. Остатков хватит на первый цикл, возможно, что и полной регенерации, а дальше будет видно.

Маска обернулась к Акти.

— Ты, — она указала на него. — Стоишь здесь. И следишь. Если кто-то подойдет и пожелает… освободить нас, скажешь, что делать этого нельзя.

— А если меня не послушают, господин? — Акти втянул голову в плечи. Все-таки он как-то чрезмерно трусоват.

— Скажи, что любой, кто пресечет эту линию, — Маска провела рукой, и на полу вспыхнула бледная линия, — погибнет. И ты предупредил.

Он помолчал и добавил.

— Ибо такова воля богов.

А для Верховного чуть тише:

— Люди скорее прислушаются к воле богов, нежели к здравому смыслу.

И с этим нельзя было не согласиться.

Верховный опустился в это странное то ли кресло, то ли все-таки ложе, почти не сомневаясь, что и нынешняя попытка будет столь же пуста, как и предыдущие. Но теперь поверхность показалась теплой, и даже горячей, будто песок, нагретый солнцем.

Жар от него проникал сквозь одежды.

Может, они помешают?

— Нисколько. Закрой глаза… хотя, что это я.

И глаза послушно закрылись. А тело обмякло. Верховный вдруг осознал, что совершенно его не ощущает. Ни рук, ни ног, ничего.

Исчезли давно ставшая привычной боль в суставах, такая вот ноющая, раздражающая. И зуд под кожей. И нехорошее тянущее нечто в боку.

Тяжесть.

И многое иное, чего он, оказывается, не замечал. А теперь, освобожденный от груза, испытал… страх? Пожалуй. Страх был безотчетный и подавляющий. Верховный, если бы мог кричать, закричал бы всенепременно, но его тело…

У него больше не было тело?

Или же оно все-таки не выдержало? Верховному случалось видеть людей после мозгового удара, таких, в которых теплилась жизнь, однако видна она была лишь в глазах.

Да и та…

Он так