— Эллак, — он повернулся к сыну, — римская принцесса не будет сидеть рядом со мной на престоле, который мы установим в мраморном дворце в Риме.

— Это хорошо, отец, — кивнул Эллак.

— Хорошую новость ты принес для болтуна, что сидит у меня под замком, — Аттила передал подписанные принцессой бумаги кому-то из помощников. — Половина его жизни спасена, вторая еще висит на волоске. Эллак, внимательно слушай все, что я говорю. Тебе многому надо научиться. В том числе и тому, как должен поступать король с предателями и шпионами.

— Да, мой отец.

— А теперь, Тогалатий, какие ты принес мне новости?

— Твое присутствие здесь и начавшее движение войск через перевал заставляет меня сомневаться в том, что ты получал полную и достоверную информацию.

— Мне говорили, что урожай выдался не слишком хорошим, — быстро ответил Аттила.

— Великий Танджо, в Ломбардии засуха. Она началась осенью и с тех пор на землю не упало ни капли дождя. Посевы засохли, скот умирает. Твоим армиям не найти еды на тех территориях, по которым я проехал.

Последовало долгое молчание. Аттила не сводил глаз с движущейся колонны.

— Какую ты осмотрел территорию?

— Я добрался почти до Равенны и много раз отъезжал от Виа Эмилия. Я говорил с людьми, прибывшими из Генуи. Там тоже стоит сушь.

— Разве в городах нет запасов еды?

— Есть, мой господин. Но маловероятно, чтобы они капитулировали, предварительно не уничтожив все съестное.

— Много скота на пастбищах?

— Очень мало. Скот угоняют. Ведущие на юг дороги запружены беженцами. Многие ведут с собой скотину.

— У меня почти четыреста тысяч людей! — воскликнул император. — Сколько времени просуществует армия на тех припасах, что мы найдем в Ломбардии?

Николан замялся.

— Я в этом не специалист. Могу только высказать догадку.

— Так высказывай!

— Неделю.

— Не больше?

— Не больше, мой господин. Через две недели солдаты начнут резать лошадей.

Аттила сверлил Николана взглядом.

— Мне известно, что еды в обрез. Но полученные мною донесения не согласуются со сказанным тобой. Почему я должен тебе верить?

Аттила зашагал по маленькому клочку ровной земли перед шатром, более не обращая внимания на марширующие мимо войска. Остановился перед Николаном.

— Почему я должен тебе все объяснять, — в голосе его слышались злые нотки. — Ты офицер низкого ранга, разбирающийся в картах и умеющий организовать перемещение войск. Почему я должен говорить тебе, что решил двинуться на Рим, несмотря ни на что? Ситуация не так уж и плоха, как тебе кажется, хотя Аэций, этот бессовестный человек, распорядился угонять стада. Пусть народ голодает, думает он, а вместе с ним будет голодать и враг. Но я воткнул меч в землю! — Аттила потряс рукой. — И ничто меня не остановит!

— Я перенес время выступления, — почти шепотом продолжил он, — узнав, что Аэций снял охрану с перевалов. Мои разведчики это подтвердили. На сотню миль вперед нет римского орла. Это ловушка? Наверное, он так и думает. Иначе зачем покидать хорошо укрепленные позиции и выпускать мои армии на равнины Ломбардии, где гуннам сражаться куда привычнее, чем в горах? Я могу сказать тебе причину, потому что мне понятен ход мыслей этого человека.

Он увенчал себя лавровым венком победителя в битве при Шалоне, и его гордость раздулась, как пузырь. А сейчас его покинули прежние союзники и он не хочет выходить на открытый бой, опасаясь потерпеть поражение. Всю зиму он рылся в старых книгах. Читал о Фабии, который противопоставил карфагенцам тактику «активного бездействия»[5]. Именно так и намерен вести себя Аэций. «Активно бездействовать! Никакого риска, никакого открытого столкновения, позволяющего разом решить, кто сильнее». Я уверен, что он готов отдать мне равнину и держать оборону в горах у Рима. Зрелый плод Ломбардии сам упал мне в руки!

Глаза императора полыхнули яростью.

— Эллак! — вскричал он. — Эллак, сын мой! Слушай внимательно. Великий правитель не подвластен законам, как людским, так и божьим. Он устанавливает свои законы! Если силы природы пытаются противодействовать ему, он смеется над ними и бросает им вызов. Если на его пути возникают преграды, он сокрушает их. Если выполнение плана становится невозможным, он придумывает новый план.

Николан пристально наблюдал за юношей.

«Эллак запомнит каждое слово, — подумал он. — Но попытка применить поучения отца на практике приведет его к гибели. Он не из того теста, что Аттила».

— Эллак, держи свои уши открытыми, ибо мне есть еще что сказать. Ты заметил, какая сумятица в войсках. Части смешиваются, налезают друг на друга. Когда я вел свои армии в Галлию, этот человек, что стоит сейчас передо мной, организовывал движение войск. Все армии прибыли в нужное место в назначенное время, не мешая друг другу. Но он отказался служить мне, потому что ему, словно женщине, не нравится кровопролитие. Что бы ты сделал с ним?

Эллак окинул Николана мрачным взглядом.

— Я бы отдал его в руки палача.

— И допустил бы ошибку, мой Эллак. Прислушайся ко мне! Великий правитель никогда не избавляется от человека, который по-прежнему небесполезен для него. Я послал его с опасным и деликатным поручением. И вот он вернулся. Что мне с ним делать? Направить исправлять весь этот бардак, что мы видим перед собой? Поставить перед ним задачу провести мои армии через горлышко горной бутылки?

— Да, мой отец, — без запинки ответил Эллак.

— И вновь, ты неправ, сын мой. Все эти недочеты я смогу устранить сам, когда все армии выйдут на равнину. Правитель, скажу я тебе, должен делать все, что под силу его подданным. Нет, он должен все делать лучше их. Если он оставляет решения на одних, а их исполнение — на других, может прийти день, когда одни отберут у него скипетр, а другие снимут корону вместе с головой.

И потом, у меня есть другая работа для этого мастера войсковых перемещений. Я пошлю его с новым поручением. Он поедет в сердце вражеской страны, где потребует аудиенции у человека, чьим рабом он когда-то был. Я пошлю его со специальным посланием к диктатору Рима. К Аэцию, моему дорогому другу и самому ненавистному врагу!

Пробираясь между палаток и фургонов, окружавших шатер императора, Николан услышал, что кто-то зовет его. Свистящий шепот донесся из фургона, рядом с которым стоял охранник. Микка Медеский призывно махал ему рукой.

— Так ты вернулся. Ты нашел эту женщину?

— Да. На том острове, который ты назвал.

— Они договорились?