Когда делегаты завершили обсуждение, было решено сформировать комитеты.

Также решили, что для защиты Виргинии будут созданы войска.

И стало известно, что в ближайшие дни пройдет голосование по кандидатам, которые во второй раз поедут в Филадельфию.

Покидая церковь бок о бок с Вашингтоном, Эрик молчал, у него в ушах все еще звучали слова Патрика Генри. Звучали все громче и громче.

Два года назад они все назвали бы его речи изменническими. Но теперь лишь самые упрямые лоялисты могли так думать.

— Он войдет в историю, — заметил Вашингтон, когда они шли к ближайшей таверне.

— Полагаю, да, — согласился Эрик.

Вашингтон внезапно Остановился, прислонившись к дереву, едва начавшему выпускать мягкие зеленые листочки. Он повернулся и пристально посмотрел на Эрика:

— Знаешь, а ведь война будет.

— Да, я тоже так думаю.

— Что будешь делать ты?

Эрик, сжав челюсти, спокойно посмотрел на друга:

— Я думаю, Джордж, что за эти годы я больше чем доказал свою преданность Виргинии.

— Твоя преданность вне сомнений. Но будут сильно задеты твои интересы. Я разговаривал со многими близкими друзьями, которые собираются возвращаться в Англию. Фэрфакс и Салли… они скоро уезжают. Многие друзья.

Эрик хмуро кивнул:

— Я разговаривал с некоторыми из моих двоюродных братьев, что решили уехать. Сегодня вечером у меня назначена встреча с одним дальним родственником из Камеронов. Я продаю ему свою собственность в Англии и покупаю те его владения здесь, что граничат с моими землями.

— Тебе повезло, что ты смог осуществить такую сделку. — Вашингтон смотрел на друга внимательно. — А как твоя жена?

Эрик, сам не ожидая того, так напрягся, что невольно выдал себя.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — произнес он слишком поспешно.

В последние месяцы жизнь неслась быстро и яростно. События свершались одно за другим. Его несло дикими ветрами перемен, и хотелось управлять ими. Он запрещал себе думать об Аманде днем. Но она преследовала его ночами, и к боли и желанию присоединилась горечь. Он никогда не сможет доверять ей. Что, во имя Господа, она делала, убежав из дома ночью? Встречалась с важным представителем тори? Или с любовником? А может, любовник и тори были одним и тем же лицом? Его гнев на нее был так велик, что он не смог оставаться с ней.

Она солгала насчет ребенка. Она что-то знала о смерти лошади Дэмьена. Она предавала его на каждом шагу.

— Почему ты спросил о моей жене? — спросил он холодно.

— Эрик, я твой друг. То, что твоя жена не изменила своих политических симпатий, хорошо известно…

— Ее в чем-то подозревают? — равнодушно задал вопрос Эрик.

— Эрик, я не хочу тебя обидеть…

— Джордж, ты меня не обижаешь. Но Аманда — моя жена. Она поддержит меня.

— Ты в этом уверен…

— А если нет, — сказал Эрик, упрямо сжав челюсти, — я сам разберусь с ней.

— Но если…

— Я разберусь с ней, Джордж. Даю тебе в этом честное слово.

Если будет необходимо, я распоряжусь, чтобы ее убрали.

Вашингтон взглянул на него и грустно вздохнул:

— Дай Бог, мой друг, чтобы ты смог. Я бы на твоем месте не смог. Но пойдем выпьем вместе, пока у нас еще есть на это время. У меня возникает предчувствие, что события, которые До сих пер тащились черепашьим шагом, вскоре помчатся бешеным галопом.

Двадцать минут спустя они все уже сидели в таверне — Эрик Камерон, Джордж Вашингтон, Ричард Генри Ли, Патрик Генри и другие.

Пожилой джентльмен с северных окрестностей Ричмонда по имени Пьер Дюпре присоединился к их компании. Но несмотря на то что собравшиеся пили и смеялись, стараясь избавиться от чувства напряженности, которое сами создали, Эрик заметил, что Дюпре следил за ним, не обращая особенного внимания на истинных заводил, лидеров революции.

Дюпре, седой, безукоризненно одетый, в горчичного цвета бриджах и алом сюртуке, наряду со всеми поглотил изрядную дозу виски Но когда остальные сдались и собрались уходить спать, Дюпре не двинулся с места. Наконец поднялся и Вашингтон, и за столом остались только они двое — Дюпре и Эрик.

— Ну, мой юный друг, — предложил Дюпре, — может быть, еще по стаканчику?

Свеча на столе почти догорела. Откинувшись в кресле, Эрик усмехнулся, чувствуя себя легко как никогда.

— Месье Дюпре, вы пристально изучали меня. Почему?

Старик ответил легким пожатием плеч:

— Любопытство, месье. Ничем не оправданное.

— Любопытство? — Удивившись, Эрик поднял свою оловянную кружку и сделал большой глоток виски. — Признаюсь, я несколько озадачен, месье. Скажите мне, что вы хотите узнать?

— У меня, нет намерения оскорбить вас.

Эрик улыбнулся:

— Так не оскорбляйте меня, а просто говорите.

Дюпре глубоко вздохнул.

— Может быть, я смогу оказаться вам полезен?

— В таком случае благодарю. Но пожалуйста, расскажите же, что все это значит.

Дюпре заговорил, сначала так тихо, что его слова были едва слышны в пустой комнате:

— Насколько я понимаю, Аманда Стирлинг теперь стала леди Камерон?

Эрик вдруг снова почувствовал, как судорогой свело Мышцы, острая боль полоснула сердце. Одиночество, горечь. Он хотел свою жену.

Хотел, чтобы она была рядом, лежала с ним, постанывая от желания.

И в то же время ему хотелось ударить ее и уйти прочь.

— Она моя жена. — Он не осознавал, что его глаза потемнели и сузились, что с лица слетела натянутая улыбка, а слова прозвучали как рычание. — Если у вас есть что сказать — говорите, поскольку я устал и быстро теряю терпение.

— Это деликатный вопрос…

— К черту деликатность! Или говорите, или оставьте меня в покое!

— Это целая история…

— Так рассказывайте!

Дюпре долго колебался, но трусом он не был. Он не стушевался при виде гнева Эрика, а быстро произнес:

— Очень много лет назад я знал ее мать.

— Мать моей жены?

— Да. Она была красавицей. Такой красивой! Светлой и грациозной, с солнцем в глазах, в словах, в каждом движении: Она была сама страсть, сама энергия, в ней кипела жизнь! Вспоминая ее, я сам молодею. Она была такой живой…

«Как Аманда, — подумал Эрик. — С вечным огнем в глазах, жаром в душе, страстью к жизни».

— Продолжайте, — опять коротко буркнул он.

Пьер Дюпре придвинулся ближе.