Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То есть положение династии Романовых в целом и правящего монарха в частности укреплялось, но за счет ухудшения статуса цесаревича. Это можно было назвать минипереворотом, если бы Александр Николаевич не сидел здесь же и даже активно не участвовал в разговоре, вдруг появившийся в кабинете. Будущий император Александр II Освободитель был человек умным и дальновидным, понимая, что цесаревичем он будет недолго, а вот Романовым всегда и императором в будущем.
Тем более самым пострадавшим в этой ситуации был Андрей Игоревич, который в глазах современников становился из потенциального посланника Божьего в обычного поданного императора. Пусть и высокопоставленного, но все же подчиненного россиянина. И ведь однажды зафиксировав такой статус, он, скорее всего, уже не изменит его. Или подвигнет свое место, но только путем кровавого бунта. Оно ему надо?
Это понимал не только Макурин, но и сам император Николай, который для хотя бы легкого смягчения горечи собеседника тут же даровал ему различные милости, от финансовых до политических. Он не Бог, но все-таки император и у него достаточно земной власти.
Андрей Игоревич становился членом Святейшего Синода с правами его председателя. При чем, если надо, он мог единовластно решать, пусть даже остальные члены Синода были против. В финансовом вопросе Макурин получал отдельную статью расходов. Часть денег он получал при помощи механического разделения бюджета Синода. Святой получал треть доходов. Часть ж из отчисления от удельных доходов..
Николай I клятвенно обещал, что статья эта никогда не будет ревизоваться и комментироваться. А все расходы будут идти только на личное материальное положение святого.
— Что касается светского статуса вашего преподобия, — уточнил император и замолчал, размышляя. Потом сказал: — пожалуй, я дам тебе здесь права члена династии. То есть, ты можешь получать все ордена и чины в рамках законодательного поля.
Получалось, в общем-то, двусмысленно, поскольку сами законы как раз многое воспрещали, что по орденам, что по чинам и должностям. Поэтому монарх продолжил:
— При этом учитывая, что ты будешь иметь статус высокопоставленного сановника первых классов. То есть все ордена, придворные должности и прочие чины и должности ты будешь получать без всяких имеющихся ограничений.
— Да уж, — довольно поддакнул цесаревич, глядя на Макурина. Тот с разрешения государя переместил на свой стол чернильницу с чернилами, ненароком приблизившись к иконостасу и, видимо, перейдя какую-то границу. Во всяком случае, на голове его немедленно появился нимб. Господь Вседержитель четко и недвусмысленно показывал, что Андрей Игоревич является святым и это надо учитывать. А как иначе?
Сам Николай I ничего не сказал, только дружелюбно кивнул, поинтересовавшись у Макурина:
— Андрей Игоревич, угодно ли вам получить все имеющие классы и ордена или приобрести их постепенно?
Попаданец только хмыкнул. Деньги и высокое положение он имел и без этого, а получать все отличия скопом зачем? Сделать еще один прообраз престарелого генерального секретаря КПСС образца XX века? Боже упаси! Хватит нам одного Л.И. Брежнева.
И самое главное, сам он ни как себя не ассоциировал со святым. Ну, появился нимб, ну, люди, та же Настя или император Николай I, объявили его святым. Но ни физически, ни морально он себя не почувствовал ни святым или хотя бы необычайным.
Внутренне он даже опасался, что это массовое помешательство и вскоре оно пройдет. И тогда ему мало не покажется. Да и вообще, зачем ему? Он и так почти хорошо жил.
Короче говоря, он совсем согласился с Николаем и все одобрил. Единственно, попросил продолжить им его хозяйственные затеи, уже не ради денег, а так, для интереса. Император, разумеется, не возражал, но с замечанием, пусть внешне коммерцией занимаются его крестьяне, а не он сам.
И то ладно, крестьяне-то его. Да и вообще, деньги его с некоторых пор особо и интересовали. Сколько хочешь, столько и будет, зачем еще?
Что же касаясь коммерции, то решил Макурин все же образовать многочисленную сеть общепита XIX века. Хоть не заработает, так хорошенько сам поест и других накормит. Опять же императору он уже должен, что соль, что соленые огурцы, что мед. Нехорошо это, так резко оборвать, отказав в товарах.
А конкретно Макурин решил создать по итогам глубоких, еще дорожных размышлений по пути в Санкт-Петербург, так сказать, образцовый учебный трактир. Общее назначение которого будет назначаться, во-вторых, уточнение замыслов самого попаданца. Ведь планов у него была прорва, громадье по Маяковскому, но как-то больше пока теоретических, аморфных, не подведенных к конкретным условиям России XIX века. Самому будет страшновато проводить их в массовом порядке и прилюдно.
Но самое главное, этот трактир именно в Санкт-Петербурге, а не рядом с поместьем, будет создавать как бы между прочим будущие кадры — от трактирщиков до швейцаров. При этом брать кандидатов на эти места он будет из поместья лишь частично, а большая доля будет забрана в самой столице. Задача эта будет архисложная, — как заранее предполагал Макурин, — и как бы не вообще неподъемная. Но ведь дело такое — не возьмешься, так и не узнаешь.
Этот трактир он решил поставить на границе благополучного центра и довольно-таки бедной окраины, на Невском проспекте, но там, где она давно уже перестает быть красивым и роскашным, а оказывается невзрачным, грязным переулком.
Посмотрел сначала бегло, когда был, если говорить прямо, в бегах от жены и от всяческих забот. Потом уже уточнил внимательно, пробуя с разных сторон и с разных проблем и хозяйственных, и административных, и даже культурных.
Там, кстати, уже было некое невзрачное здание с очень неприглядной харизмой — пьяное, драчливое, даже кровавое. Местные жители охотно рассказывали после первых же вопросов, что прежний хозяин сделал ставку (термин в пересказе попаданца) на дешевое спиртное. Бухло ему продавать удавалось, по крайней мере, на первых порах. Но с дешевым спиртным практически со всей столицы поползли нищие, калеки, всякие отморозки. А потом уже и авторитеты нынешнего воровского мира. Социальные связи здесь были еще слабенькие, но весьма четкие и неприглядные.
Эта грязная всеохватывающая волна хозяина трактира очень быстро захлестнула с головой, и он счел, будучи смышленым, хотя и вороватым, разумным побыстрее удрать, бросив вложенные в неприглядное дело деньги.
Сказывали, впрочем, и другое. Местный хозяин был, оказывается, представителем от воровской сходки и в данном трактире, таким образом, попросту отмывали воровские деньги. Но, то ли он залез в воровскую казну через чур сильно, то ли