я вина, но некую незримую черту все же переступил и за эту глупость был награжден легкой, но неприятной головной болью. Морщась, я покачивался в седле чужого гнедого мерина и неспешно разжевывал сорванный по пути горький длинный стебелек с красной метелкой на конце. Вскоре боль уймется.

Зря я не вспомнил как высоко мы успели подняться за минувшие дни. Там, где нет крутых склонов, где тебя окружают вековые ели, даже оглянувшись, не осознаешь, как далеко ты уже от нижних долин. Здесь куда сильнее надо ограничивать себя во всем, чтобы не страдать вот так с утра…

Хотя можно ли назвать это утром?

Было темно, когда мы поднялись с только-только нагревшихся постелей, наспех перекусили холодным мясом и лепешками, запили все горячим чаем и поднялись в седла чужих лошадей. Наши собственные вместе с пожитками остались в доме достопочтимого Часира. По здешним почти неразличимым узеньким тропам пройдут только особо обученные лошади и редкие здесь яки, что встречались тем чаще, тем выше ты поднимался по склонам Трорна.

Нас шестеро. Я и сильга. И сам Часир с тремя старшими внуками — похожими друг на друга, еще очень молодыми, с редкими бородками на юных лицах. Но они твердо держали в руках поводья, зорко посматривали по сторонам, и я знал, что в случае чего они без колебаний возьмутся за оружие. И посему я испытывал невольную и возможно глупую настороженность — двое из внуков Часира были первыми сыновьями его старшего сына. Я убил отца и родного дядю этих молодых парней. А передо мной покачивалась прикрытая черным шерстяным плащом спина старого Часира, что уже бросил пару коротких взглядов на мой длинный нож с красной рукоятью. Нож, что отнял жизнь его первенца…

Воистину неисповедимы дорожки судьбы…

И далеко не редки те случаи, когда путешествующий палач и не подозревает, что дорога свела его с молодыми и горячими родичами его недавней жертвы. Вспышка ярости, желание отомстить и вот уже льется кровь… И счет всегда не в пользу палачей — чаще всего стреляют в спину. Есть у меня один памятный шрам чуть выше поясницы…

Но сегодня я знал, что мне ничего не грозит и усилием воли прогнал нехорошие мысли, предпочтя почаще крутить головой по сторонам, чтобы сполна насладиться входящими в короткую здесь осени горными склонами.

Предгорья Трорна славились своими предосенними яркими красками. А здесь, вдалеке от хоженых дорог, среди глуши, где бывают лишь пастухи да охотники, было на что посмотреть. Зеленые и разноцветные от многоцветья склоны чередовались с редкими охряными холмами без единого росточка. На их склонах следы неглубоких раскопок — охру отсюда берут для изготовления краски. Говорливые ручьи то и дело пересекали нам путь и лошади вздрагивали, когда копыта погружались в стылую воду. Шесть лошадей и два груженых яка уверенно следуют узкой тропкой, что извивается настолько причудливо, что ни за что не угадать, куда она свернет в следующий раз. Я все же пытался, но раз за разом ошибался. Стоило мне предположить, что тропа поведет нас по столь пологому склону вниз, как она вдруг резко сворачивала и шла вверх через топорщащуюся острыми каменными шипами вершину высокого холма. Едва я думал, что мы последуем дальше по его длинному гребню, как мы начинали столь крутой спуск, что я покрепче упирался в луку седла и с тревогой поглядывал на сильгу. Впрочем, делал я это зря — Анутта прекрасно держалась в седле с той уверенностью, что громко заявляла о хорошей верховой школе и долгой дорожной практике.

Вскоре спуски закончились и, обогнув высокую скалу, что казалась головой великана с надменным длинноносым лицом и стоящими дыбом волосами из елей, мы начались почти прямой и, казалось, бесконечный подъем. Привычные к подобной нагрузке лошади и яки свободно несли нашу тяжесть, но внуки старого Часира то и дело соскакивали, чтобы облегчить животным ношу, а заодно осмотреть их ноги и проверить ладонью насколько скользки поросшие мхом камни и глина. Сильга порывалась последовать их примеру, но каждый раз я жестом останавливал ее и молча качал головой. Не надо. Тут надо уметь. Надо знать.

Девушка еще не поняла, но мы движемся особым рваным как путем, так и способом. Чередуются долгие спуски, выматывающие подъемы и становятся все реже ровные места. Мы то ускоряемся, то наоборот замедляемся… Опытные проводники делают все, чтобы животные не устали слишком сильно. Ведь нам еще возвращаться и пусть обратный путь будет лежать к подножию Трорна, нам все же встретится немало подъемов… Не зря этот народ называет подобные тропки и пути судьбинными — иди по ним что жизнь проживать. Все как в жизни… где-то бежишь быстрее, где-то приходится выжидать, проявляя осторожность, а когда-то придется и побегать, избегая сошедшей далеко вверху лавины… И потому не грех и продумать все хорошенько да неспешно, чтобы не сгинуть бесславно в самом начале пути и подальше прошагать по узкой опасной тропе жизни…

Привал нас ждал у верхней границы поредевшего и почти лежащего вершинами вниз смешанного хвойного леса. Но пусть согнувшиеся деревья не могли похвастаться высотой, было трудно не поразиться их неохватности и древности. Сколько веков этим соснам и елям? Согнутые еще в юности жестокими ветрами и снегами стволы так и остались не распрямленными, но деревья упорно цеплялись вылезшими толстенными корнями за почву и скалы и продолжали жить несмотря ни на что. Пройдя путанным проходом, чтобы был отмечен пометом и клочками овечьей шерсти, мы добрались до почти окруженного корнями небольшого пространства. Меж этих корней мы и расположились на отдых.

Спрыгнув с седла, я поморщился, а спешившаяся сильга не смогла сдержать сдержанного оханья. Перенапряженные бедра горели огнем, спина ныла, живот тоже прихватывало болью. Болели даже руки. Тут все дело в этих самых клятых спусках и подъемах. Порой лошади спускались по столь крутому склону, что приходилось упираться в луку обеими руками и покрепче сжимать ноги, чтобы не вылететь из седла. Затем тут же следует подъем и порой я ощущал как мое тело отклоняется назад, будто некто невидимый с силой давит мне в грудь. Еще хорошо, что такие места были редки… Ну и поговаривают что на усталость и перенапряжение тела влияют здешние высоты. Высокогорье. Настоящее высокогорье начинается именно здесь… Как и горные луга — с места, где я уселся на расстеленное одеяло прекрасно видно начало бескрайнего зеленого волнистого склона…

На меня пахнуло сладким цветочным ароматом и рядом опустилась сильга, принесшая с собой знакомую мне сумку.