Миша не знал, что напугало ее больше. Вопрос или его вид. Он даже посмотрел ниже пояса, опасаясь, что мог со злости и не вложить свое «хозяйство» назад. Нет, все нормально.

– Она умерла, – наклонившись к Мише, прошептала девушка.

– Когда? – пересохшими губами спросил Конев.

– Вчера.

Миша не знал, что сказать. Он держался за ресепшен, понимая, что если отпустит руку, то упадет.

– Что-то по-женской? – спросил Миша скорее для того, чтобы заполнить паузу.

– Не знаю. – Девушка пригнулась и прошептала: – Девочки говорят, что она похудела, будто из нее высосали все соки. А кожа была покрыта болячками.

– Будто ее проволокли по дороге привязанной к машине, – добавил Миша.

– Точно.

У них налаживалась связь. Конев даже подумал заняться с ней сексом. Но потом, сейчас нельзя. Член обожгло.

– Послушайте, а можем ли мы как-нибудь узнать адрес Петра Яковлевича?

– Я сейчас посмотрю.

Он слышал шуршание пальцев по клавиатуре. Через несколько секунд из-за ресепшена вынырнула рука с клочком бумаги. Миша слегка коснулся руки девушки, член набух и начал пульсировать. Конев дернулся.

– Он так переживал, когда со Светочкой случилось…

Миша ее не услышал. Он уносил от девушки свой хер. А тот тем временем требовал секса.

Петр Яковлевич жил на Вешняковской улице, в одном из домов, прозванных в народе «кукурузой» из-за округлой и удлиненной формы. Миша начал волноваться, едва увидел машины «Скорой помощи» и полиции.

Толпа зевак шепталась о каком-то сумасшедшем. Войдя в толпу сердобольных соседей и просто прохожих, Конев попробовал выяснить, что произошло.

– Что, убили кого-то? – закинул удочку Михаил.

– Не, не убили ублюдка. Хотя заслужил, извращенец. А еще врач.

Петр Яковлевич?

Миша не видел, кто с ним говорит, поэтому задал наводящий вопрос:

– Почему извращенец?

– Бегал по двору и тряс своим хером, – голос был другим, и теперь говорил мужчина с брюшком, нависающим над ремнем.

– Сегодня утром этот тип пытался изнасиловать бабу Надю – консьержку из второго подъезда, – вставил первый голос. Миша так и не понял, кто с ним говорит.

– Вот за это ему хер и отрезали, – добавил мужчина с брюшком.

– Да кому он нужен?! – выпалил обладатель первого голоса.

К ним повернулся парень лет двадцати со шрамом над верхней губой.

– Сам он себе член отрезал, сам.

Миша переваривал полученную информацию и медленно начал продвигаться к краю, чтоб лучше разглядеть пострадавшего. Через минуту из подъезда выкатили носилки с привязанным к ним человеком. Кровяная клякса расползлась по стерильной простыне в области паха. Миша вышел вперед, и к нему шагнул мужчина в форме. Человек на носилках будто почувствовал что-то – зашевелился, пытаясь освободиться. Миша глянул через плечо полицейского. Петр Яковлевич поднял голову и повернулся в сторону Михаила. Жилы на шее вздулись, словно канаты.

– Дон Гуан! – крикнул он. – С членом жизнь напополам!

Он засмеялся. От его смеха мурашки по коже побежали. Когда носилки развернули к машине «Скорой помощи» и начали заталкивать внутрь, истеричный хохот прекратился. Петр Яковлевич вывернул голову; Миша был уверен, что он смотрит на него.

– Отрежь его! – кричал ему несчастный. – Слышишь?! Отрежь на хрен свою кочерыжку.

Михаил прикрыл стоящий член руками, несмотря на то что под толстовкой и курткой вряд ли бы кто его заметил.

Пытался изнасиловать…

Бегал по двору и тряс своим хером…

Дон Гуан – с членом жизнь напополам!

Миша вспомнил, как все его нутро перевернулось, когда он дотронулся до руки медсестры в клинике. Смог бы он ее изнасиловать? Люда неплохой пример. Жжение в паху усилилось. Миша схватился за член и пошел в ванную. Холодный душ отвлек его от мыслей о сексе. Зуд, казалось, проходил по всему телу, добирался до мозга, и там, внутри головы, тоже начинало чесаться. Если таблетки не убили все его извилины, то на данный момент чесалась каждая из них. И это всего от пяти пилюль.

Миша взял сумку и выудил пачку «Дон Гуан» из бокового кармана. Она была пуста. Он посмотрел на коробку – 20 шт. Когда? Он за несколько дней проглотил двадцать таблеток? Член снова встал и начал подрагивать, будто выпрашивая «корма». А корм для него секс. Чем больше, тем лучше.

Отрежь его!

Отрежь на хер свою кочерыжку!

Миша пытался мыслить здраво. Все ли так плохо? Все, потому что его мысли то и дело сбивались на секс. Воспоминания о сексе с уже больной Мариной, об изнасиловании Люды; сожаления о том, что не было возможности трахнуть Людку, лежащую без сознания на тротуаре; фантазии о сексе с медсестрой – сначала со Светочкой, а потом с безымянной, что чуть-чуть страшнее. Черт! Он даже смог нафантазировать, что насилует бабу Надю – консьержку со второго подъезда дома-кукурузы на Вешняковской улице.

Дон Гуан! С членом жизнь напополам.

Это не так! Член своей вибрацией и зудом, похотью и неразборчивостью захватил весь его разум, иногда только позволяя взглянуть на события здраво. Скоро и эта милость закончится. И он, не осознавая, что делает, побежит по городу, размахивая хером.

Отрежь его!

Миша посмотрел вниз. Он так и не оделся после принятия душа. Прибор распух и покраснел, головка блестела. Решено. Он прошел на кухню, взял нож для хлеба, взвесил на руке – не годится. Поставил на место, взял для мяса. То, что надо. Михаил был полон решимости. Сейчас ему казалось, что он сможет расплющить его даже молотком для отбивных.

Так ему казалось.

Он сел на клеенку, расстеленную на полу. Схватил пульсирующий член левой рукой, а правой зажал нож. И не смог больше ничего сделать. Ничего. Зуд то пропадал, то появлялся, но желание с кем-нибудь заняться сексом только нарастало. Миша направил нож на собственную плоть и дернулся. Отпустил член и взглянул на левую руку. Большой и указательный пальцы были в крови. Сама же рана находилась между ними. Порезался. Миша отбросил нож и заплакал. Ему нельзя выходить из квартиры.

Лучше я умру от голода, чем дам хотя бы еще раз насытиться этому чудовищу!

Конев прошел в спальню. Начал открывать тумбочки, комод, шкаф. Он выбрасывал содержимое на пол, пустые ящики – в сторону. Наручники были под трусами в комоде. С удлиненной цепочкой в розовом искусственном мехе. Они купили их с Людкой, когда пытались вызвать эрекцию собственными силами. Теперь с их помощью он будет сдерживать ее.

Михаил отодвинул кровать и подошел к батарее. Постоял какое-то время без движения. На удивление, мысли о сексе не появились. Он думал, что это навсегда, что он умрет от голода в собственном дерьме. Нет, это обман. Раздались два щелчка, и Миша опустился на пол. Его трясло от напряжения. Он снова заплакал. От обиды. Он не дал себе ни единого шанса. Отрезать член болезненно, но не смертельно. Миша понял, что все-таки пошел на поводу у собственного полового органа. Член не дал себя отрезать.