в длинной, до пола черной рясе, с небольшим чемоданчиком в руке стоял священник.

– Николай Иванович, я к вам. Надеюсь, вы понимаете, по какому именно делу.

Священник говорил тихо, но слова его разносились по камере, будто те удары, что слышал Микола ночью. «А ведь действительно, удары стихли!» Билый посмотрел на окошко. Серовато-голубой цвет окрасил грязное стекло. Что со временем творилось? Пронеслось как миг. Бывало, гонишь его, торопишь. А тут… Куда так убыстрилось?

– Который час? – спросил Микола, вставая со своей лежанки и прислушиваясь к себе.

– Час молитвы и приготовления к переходу в жизнь вечную, сын мой, – заботливо отозвался священник.

– Благословите, батюшка. – Микола подошел к священнику, сложив ладони ковшиком одна на другую, добавил смиренно: – Простите, не знаю, как вас величать.

– Бог благословит, – складывая пальцы на правой руке соответствующим образом, благословил казака священник. – Отец Иосиф я.

– Надо же, прям как нашего станичного батюшки имя, – негромко заметил Микола, дивясь напоследок.

– Что ж, – вежливо сказал священник, – надеюсь, это вам тоже поможет.

Микола пожал плечами, мол, все одно, конец уже близок. Что там может помочь? Скользкая веревка на шее? Какая разница. Лучше бы расстрел. Или в бою, по-человечески умереть.

– Оставьте нас, – повернувшись к полицейскому, серьезным голосом приказал отец Иосиф. – И закройте плотнее дверь.

Охранник наклонил голову, осеняемый крестным знамением священника, и вышел из камеры, закрыв ее на замок.

– Что ж, сын мой, – отец Иосиф достал из чемоданчика епитрахиль и надел через голову на рясу. – Приступим. Читал ли ты соответствующие молитвы?

– Да, батюшка! – отозвался Микола. – Непременно.

– Верю. Вас, казаков, с детства в вере в Господа нашего, – отец Иосиф осенил себя крестным знамением, Микола последовал ему, – истово воспитывают. Похвально сие. Весьма.

Отец Иосиф сделал паузу, глядя в серо-голубые глаза казака. «Чистые, как тот ручей. Как небесная синь на зорьке утренней! Статный казак. Красавец! Эх, пропал почем зря!»

– Есть что сказать, сын мой? В каких грехах покаяться? – Голос священника звучал по-отечески тепло.

«В своем одеянии, с седой, окладистой бородой он похож на святого Николая Чудотворца», – подумал Микола, вспомнив, как в детстве батька рассказывал ему о том, что в зимнюю ночь в декабре святой Микола Зимний, как называли его казаки, ходил от хаты к хате и оставлял детям подарки – те, что они заслужили своим примерным поведением.

Микола сделал шаг к отцу Иосифу, опустился на оба колена и произнес:

– Грешен, Господи. Исповедаю тебе грехи свои…

Священник слушал молча долгую исповедь казака.

– Каюсь в грехах своих, – закончил исповедь подъесаул.

Отец Иосиф неторопливо возложил на голову стоящего перед ним казака епитрахилью и произнес:

– Господь и Бог наш, Иисус Христос… да простит ти чадо Николая… и властию Его, мне данною… прощаю и разрешаю тя… Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Священник убрал с головы Билого епитрахиль и благословил, сложив пальцы надлежащим образом.

Микола облегченно вздохнул и, осенив себя троекратно крестным знамением, приложился к кресту и Евангелию, а затем поцеловал руку, благословившую его.

Отец Иосиф снял с груди чашу с запасными Святыми Дарами и произнес торжественно, Микола вторил каждому сказанному слову молитвы:

– Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос Сын Бога Живаго… Еще верую, яко сие есть самое Пречистое Тело Твое и сия самая есть Честная Кровь Твоя… и сподоби мя неосужденно причаститися… во оставление грехов и в Жизнь Вечную. Аминь.

– Аминь! – вторил казак.

– Вечери Твоя тайныя днесь, – продолжил отец Иосиф. – Сыне Божий… но яко разбойник исповедаю Тя, помяни мя, Господи, во Царствии Твоем. Аминь.

– Аминь, – спокойным и вкрадчивым голосом повторил Микола. После чего сложил руки крестообразно на груди, правую поверх левой, и, стоя на коленях, сделал шаг к Чаше. – Се приступаю к Божественному Причащению, Содетелю, да не опалиши мя приобщением; Огнь бое си недостойныя попаляяй. Но убо очисти мя от всякия скверны.

Отец Иосиф поддел лжицей Святые Дары и причастил Миколу.

– Батюшка, – сказал негромко Билый, когда таинство Причастия было окончено. – Моего однополчанина бы исповедать и причастить. Он со мной на эшафот взойдет сегодня.

– Знаю, сын мой. Не возмущай дух свой после принятия Тела и Крови Христовой. Бог управил. Исповедался и причастился друг твой. Все по воле Божией!

– Ну и слава Богу за все! – подытожил подъесаул.

– Будь с миром, сын мой, – сказал, прощаясь, священник. – Бог не оставит тебя.

Он осенил Билого крестным знамением и постучал в дверь. Тотчас заскрежетал ключ в замочной скважине, и дверь со скрипом отворилась. Священник исчез в темном коридоре каземата. Охранник для порядка осмотрел беглым взглядом камеру и захлопнул дверь. Привычный звук поворота ключа коснулся слуха Миколы, и вновь тишина. Лишь изредка нарушаемая громкими криками, доносимыми снаружи:

– Ставь лестницу. Веревку вяжи потуже!

– Прости, Господи! – прошептал Микола. – И вы, мамо с батькой. И ты, Марфушка, и ты, Димитрий. Простите и вы, старики, и весь станичный люд. Не свидимся уж боле!

Билый упал на колени и истово стал осенять себя крестным знамением. Это придало уверенности и силы духу. Он поднялся с колен. Отряхнул шаровары, осмотрел и поправил бешмет, застегнув его на все крючки, и нахлобучил на голову папаху.

В двери снова провернулся замок, и в дверном проеме появилась фигура охранника.

– Пора, ваше благородие. Время.

Глава 8

Билый принял слова охранника по-своему.

Сняв папаху, он перекрестился, губы зашевелились в молитвенном покое: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша. Аминь». Дочитав молитву, подъесаул вновь нахлобучил папаху на голову, отдал честь в полумрак каземата и, ловко повернувшись направо, молвил:

– Веди, братец! Стало быть, истинно время пришло душе в небесные станицы отправляться.

Охранник молча пожал плечами и сделал шаг в сторону, пропуская казака вперед.

– Вашблагродь, извольте руки за спиной скрестить. Не положено по-вольному идтить!

Микола в ответ лишь грустно улыбнулся, скрестил руки за спиной и зашагал размеренно вперед. В темной пустоте тюремного коридора где-то впереди гулко отозвался лязг открываемой двери камеры.

– Осужденный! На выход! – раздался рявкающий голос.

«Ааа! Старый знакомый!» – подумал Билый, поравнявшись с открытой дверью камеры.

– Идить! Идить! Пошевеливайся! Нечего глазенками хлопать! Не положено! – сказал конвоир, суетливо подталкивая в спину.

В дверном проеме, закрывая его на добрую половину, стоял полицейский Пичугин. «Кого ж на это раз мордвать будет?» – задал сам себе вопрос Микола.

– Я повторять не буду! – вновь прорычал огромный полицейский. – Сказано на выход – значит, на