государственное совещание с целью образования единого правительства и единой армии. Я приглашен на него. Конечно, там будет сплошная говорильня в духе Керенского, никаких иллюзий я не питаю, но представится возможность встретиться с людьми из «Национального центра». В Ярославле им удалось спрятать от большевиков один весьма интересный для нас архив. Так что передавайте связному суреповские явки, я возьму его с собой в Уфу, там он получит пароль к руководителю ярославского «Центра».

Савинков рассказал, какой архив спрятан в Ярославле. От досады, что не знал об этом архиве раньше, полковник чуть зубами не заскрипел.

— Да, я слышал, вам удалось вывезти из Ярославля крупную сумму денег? — как бы между прочим поинтересовался Савинков.

— Слишком громко — крупная сумма, — проворчал Перхуров.

— Сколько?

— Два миллиона с небольшим.

— Я вот о чем подумал, Александр Петрович, не отдать ли эти деньги связному? В Ярославле они ему пригодятся.

— Все? — вырвалось у полковника.

Савинков промолчал, усмехнулся, наблюдая, как болезненно принял его предложение «главноначальствующий». А Перхуров с трудом сдерживал себя. Вспомнилось, как боялся за эти деньги, когда уходили из города на «Пчелке», как тащился ç ними по болоту, как не выпускал саквояж из рук до самой Казани, а потом отбивался от чехов. И теперь отдавай деньги связному? А вдруг он не доберется до Ярославля? И пропали миллионы, сохраненные с таким трудом?

Савинков угадал его сомнения и переживания:

— Эти деньги, Александр Петрович, пойдут на святое дело. А наш посланец — человек энергичный и нашему делу предан.

— Черт с ними, забирайте! Они у меня вот где, — ладонью резанул себя по шее полковник.

— Как быть с Барановской — ума не приложу, — перевел разговор Савинков, испугавшись, как бы Перхуров не передумал с деньгами.

— От нее сейчас мало проку.

— Жаль, красивая женщина.

«Ну, актер, — подумал Перхуров. — Давно решил покончить с ней, а советуется, чтобы у самого руки чистенькими остались». Но сказал о другом, барабаня костяшками пальцев по краю стола:

— Конечно, Комуч далеко не то правительство, во имя которого мы сражались, но все же, в силу обстоятельств, надо ему подчиниться.

— Для нас с вами все враги большевиков — наши друзья, — согласился Савинков. — Вы уже получили назначение?

— Да. Определен начальником боевой группы, действующей в районе озера Бакалы...

Таковы были обстоятельства, предшествующие многим событиям, в которых примет участие молодой чекист Тихон Вагин. Но прежде чем перейти к этим событиям — коротко о том, чем кончили Перхуров и Савинков. Их судьбы во многом до удивления схожи...

Расплата

«Приказываю самым срочным порядком закончить погрузку орудий, снарядов и угля и незамедлительно следовать в Нижний. Работа эта должна быть выполнена в самый кратчайший срок. Местный Сов­деп и советские организации должны оказать полное содействие. Каждая минута промедления ложится тяжелой ответственностью и повлечет соответствующие меры по отношению к виновным. Телеграфируйте исполнение. Председатель Совнаркома Ленин».

Эту телеграмму в конце августа восемнадцатого года получил командир отряда миноносцев, следовавшего из Кронштадта, через Мариинскую водную систему и Рыбинск, к Нижнему Новгороду, чтобы вместе с Волжской военной флотилией не допустить продвижения белых из Казани вверх по Волге.

Копия телеграммы была вручена председателю Рыбинского Совдепа, и в тот же день, пополнив запасы угля и погрузив орудия и снаряды, отряд миноносцев продолжил путь к Нижнему.

Девятого сентября отряд кораблей Волжской флотилии подошел к Казани, на пристани бывшего пароходства «Самолет» высадился десант и, захватив у белочехов артиллерийские орудия, начал обстрел города. Среди «доблестных» защитников Казани началась паника. Перхурову чудом удалось вырваться из окружения, пробраться в Уфу.

Савинкова здесь уже не было. Бывший руководитель «Союза защиты Родины и свободы» понял: надо бежать. «Социалист» становится доверенным лицом монархиста Колчака и уезжает за границу выпрашивать у союзников вооружение, убеждать их не прекращать войны с Советами.

Ярым сторонником «верховного правителя» становится и Перхуров, за заслуги в борьбе с большевиками его производят в генерал-майоры.

С новым званием — новое назначение: Перхуров — начальник партизанских отрядов Третьей колчаковской армии. Впрочем, командовать ему пришлось только одним отрядом — под ударами Красной армии воинство Колчака бежит. Бежит и Перхуров.

В марте двадцатого года севернее Байкала поредевший отряд новоявленного генерал-майора окружили красные партизаны, предложили офицерам сдаться без боя. Перхуров колебался: ему, потомственному дворянину, выпускиику Генеральной академии, наконец, генерал-майору, — поднять руки перед мужичьем с охотничьими дробовиками?

Колебания кончились, как только красный парламентер, бородатый сибиряк с умными, насмешливыми глазами, показал ему газету с постановлением Советской власти об отмене смертной казни в связи с разгромом Юденича, Колчака и Деникина.

— Сдавайся, господин офицер, подобру-поздорову, пока советская власть милует. Да больше не греши, а то ведь и казнит, — посоветовал мужик.

Перхуров приказал отряду сдать оружие, но. совет парламентера пропустил мимо ушей...

В Иркутском лагере для военнопленных он узнает о нападении белопанской Польши, о воззвании советской власти к офицерам помочь в борьбе с польской шляхтой. Перед Перхуровым замаячила надежда сбежать за границу. Он пишет заявление с просьбой направить его на фронт, но энтузиазм бывшего генерал-майора настораживает, ему отказызают.

А в это время за тысячи верст от Иркутска, в Варшаве, на французские, английские, польские деньги Савинков собирает так называемую «Русскую народную армию».

Но война закончилась не так, как мечталось Савинкову, — Красная Армия чуть было не взяла Варшаву. Пришлось заняться работой хоть и хорошо оплачиваемой, но грязной — создавать на территории своей бывшей родины шпионскую сеть, полученные сведения сбывать польской разведке. Подсобным органом ее становится созданный Савинковым «Народный союз защиты Родины и свободы», банды которого пересекают польскую границу, убивают, вешают, травят ядом, сжигают живьем коммунистов и сочувствующих, грабят советские банки, спускают под откос поезда, угоняют скот, освобождают из тюрем уголовников.

Если бы бывшему начальнику штаба «Союз защиты Родины и свободы» Перхурову удалось вырваться из России, то он нашел бы в новой савинковской организации достойное применение своему опыту.

Но Перхуров не теряет надежды — его час еще придет.

В конце двадцатого года, скрыв свое участие в ярославском мятеже, он проходит фильтрационную комиссию и направляется в Екатеринбург, в распоряжение Приуральского военного округа.

Вспыхнул кронштадтский мятеж, который оживил все контрреволюционное подполье. В Екатеринбурге нашлись люди, которые знали о роли Перхурова в ярославском мятеже, предложили ему, с его опытом, возглавить восстание в губернии. Перхуров соглашается не раздумывая, налаживает связи с офицерскими группами, с бандами белозеленых, все подготавливает для бегства в Колчедан, со взятия которого должно начаться восстание. И тут чекисты Екатеринбурга, давно приглядывавшиеся к военспецу, арестовывают его вместе с сообщниками. Становится известным участие Перхурова в ярославском мятеже, под конвоем его отправляют в Москву, потом в Ярославль, куда выехали члены Верховного Военно-революционного трибунала.

Судебный процесс по делу Перхурова наметили проводить в здании бывшего Интимного театра, в котором до мятежа была штаб-квартира заговорщиков, здесь принявших решение о начале мятежа. Но желающих присутствовать на суде оказалось так много, что слушание дела Перхурова перенесли в Волковский театр, где разыгралась последняя сцена мятежа, когда немецкий лейтенант Балк пытался спасти от справедливого возмездия сдавшихся ему офицеров перхуровского штаба. Теперь здесь должна была решиться судьба самого «главноначальствующего».

Доверимся памяти и впечатлениям очевидцев...

Черная тюремная машина входит в толпу у театра, словно поршень в масло, из нее выводят Перхурова. Он снимает фуражку, набожно крестится на главки Казанского монастыря и на прямых, негнущихся ногах идет к подъезду. Некоторое время