Перова в лицо? — рассердился Лагутин. — Хорони тогда тебя с воинскими почестями?.. Навели справки, кто проживает в этих квартирах? — опять обратился он к начальнику иногороднего отдела.

— Остались две явки: генерала Валова уже арестовали. В доме на Духовской проживает зубной врач Флексер, в квартире на Семеновском спуске — служащий губпродкома Гусицын. По нашим сведениям, оба в мятеже не участвовали. До Февральской революции Флексер крутился среди меньшевиков, после бывал на собраниях кадетов. Гусицын приезжий, ни к каким партиям не тяготел, типичный обыватель.

— Где лучше устроиться Перову?

— У Флексера удобней, у него больше возможностей для конспиративной работы: три комнаты, кабинет, постоянные посетители. Но надо спешить — связной Перхурова может появиться со дня на день. Если он уже не здесь.

— Не исключено, — согласился Лагутин. — А как думаете поступить с Гусицыным?

— Можно поселить к нему Вагина. Под наблюдением, будут обе квартиры сразу.

— Тогда Тихона надо пристраивать куда-то на работу, — сказал Лагутин. — В губтоп или губздравотдел, например.

— А зачем? Пусть, как есть, работает в губчека. Думаю, в должности оперативного сотрудника он больше заинтересует заговорщиков.

— Но это же самое и насторожит их!

— В любом случае Тихону и поручику не избежать проверки. Если мы устроим Вагина на другую работу, то связной перво-наперво попытается выяснить, не чекист ли он.

В городе осталось хорошо законспирированное подполье. Кто знает, куда пролезли заговорщики? Может, они у нас под боком сидят, даже в губчека? Поэтому считаю, ни к чему огород городить. Зачем подвергать Вагина лишней проверке? А тут все естественно: Перов завербовал Тихона, устраивает его на квартиру, дает деньги. Чем проще, тем надежней. Если связной поверит поручику, то поверит и Вагину...

Лагутин задумался. Прихрамывая, прошелся по кабинету, постоял возле окна и повернулся к чекистам:

— Не забывайте — в городе, возможно, скрывается ротмистр Поляровский. Я не уверен, что, встретившись с Вагиным, он не узнает его. Прежде чем приступить к операции с поручиком, попытаемся обезвредить ротмистра. Андрей Николаевич, задержись, дело к тебе будет...

Ферт

Оставшись с Лобовым вдвоем, предгубчека спросил, помнит ли он бандита Сашку Ферта, которого красногвардейцы взяли в «Богдановском уюте», еще до мятежа.

— Как не помнить, мы его тогда, черта здоровенного, едва связали. А что с ним, ведь он в Коровниках сидел?

— Перед самым мятежом его перевели для допросов в милицейский комиссариат, беляки оттуда освободили. Некоторое время о нем не было ни слуху ни духу, и вот недавно он опять объявился в городе. Узнали мы об этом от его бывшей подруги Софьи Шутиковой. По старой памяти заглянул к ней, и не один — с каким-то человеком. Фамилию его Шутикова не знает, но Ферт хвастался, что гость — жандармский ротмистр, который освободил его из комиссариата.

— Думаете, Поляровский?

— Ферт мог и приврать насчет ротмистра, однако проверить надо.

— Почему же Шутикова выдала Ферта? Другую завел?

— Да нет. Видимо, после мятежа осторожней стала, поумнела. Последняя работа «Ферта» — ограбление ризницы Федоровской церкви. Вместе с этим неизвестным он заходил к Шутиковой, оставил чемодан со всякой церковной утварью.

— Там ждет засада?

— За чемоданом может прийти не сам Ферт, а кто-нибудь из его банды: самое ценное — изумрудные панагии, серебряные потиры, золотые кресты — они припрятали в другом месте. А где скрывается ротмистр, вероятно, знает только Ферт. Поэтому засада может лишь повредить, иначе бы я позвонил в уголовный розыск — и дело с концом: ограбления по их ведомству.

— Как же тогда выйти на ротмистра?

Лагутин открыл сейф, вынул серую, захватанную руками папку.

— Сохранилось дело Ферта. Ознакомься с ним, прочитай показания Шутиковой, поговори с ней еще раз — она сейчас на Всполье телеграфисткой работает.

Лобов вспомнил, как арестовали Ферта в июне восемнадцатого года. Тогда в «Богдановском уюте» красногвардейцы взяли сразу несколько бандитов — они бражничали за столом вместе с хозяином притона. В кровати у стены, с головой закутавшись стеганым одеялом, кто-то лежал. Лобову хозяин объяснил: «Хворый батя, вот-вот богу душу отдаст. Вы бы его попусту не беспокоили, гражданин начальник».

Лобов и хотел так сделать, но тут увидел под кроватью щегольские кожаные сапоги — остроносые, с узкими голенищами, до блеска начищенные. Вряд ли, подумал, больной старик носит такие. Подмигнул красногвардейцам, рывком сдернул одеяло, а под ним — здоровенный детина с двумя наганами в руках. Из левого выстрелил, но промазал, а правый револьвер Лобов успел выбить. Прошло уже полгода, но он хорошо помнил лицо Ферта — красивое, наглое.

Перелистывая дело, Лобов отметил особую тягу бандита к ограблению почтовых вагонов. Действовал Ферт всегда одинаково. Перед самым отправлением поезда, одетый в железнодорожную форму, вызывал из вагона почтового служащего и вскакивал на подножку. Следом за ним в вагон врывались его подручные и запирались изнутри. Все проделывали без выстрелов, без лишнего шума, и состав уходил со станции. Собрав в узлы ценности, бандиты спрыгивали с поезда, где их уже поджидали, с награбленным быстро уходили на лошадях.

Таким приемом Ферт опустошал почтовые вагоны в Ярославской, Костромской, Нижегородской губерниях. В воровском мире нажил себе непререкаемый авторитет, в среде обывателей — шумную славу. В трактирах и на базарах про Сашку Ферта рассказывали такое — у обывателя от страха и восторга дух захватывало. Царская полиция не раз арестовывала его, но, подкупив охрану, он убегал и опять грабил квартиры, магазины, почтовые вагоны.

Ознакомившись с делом, Лобов отправился на станцию Всполье. Шутиковой не было еще и тридцати, внешность броская, яркая — раскосые темные глаза, припухшие губы, брови сходятся к переносице резко, под углом.

В сумрачной тесной комнате, где стоял телеграфный аппарат, она была одна, работала, почти не глядя на клавиши. Показав чекистское удостоверение, Лобов не удержался от похвалы:

— Ловко у вас получается.

— За чемоданом никто не приходил, я бы сообщила. Или вы мне не доверяете? — неприветливо произнесла Шутикова.

— Мы вам верим, Софья Алексеевна, — поспешно успокоил ее Лобов. — Просто председатель губчека поручил это дело мне.

Шутикова не скрыла разочарования:

— Значит, я больше не увижу Михаила Ивановича?

— У него, кроме Ферта, других забот хватает, — улыбнулся чекист, попросил описать человека, которого привел к ней Ферт.

Шутикова откинулась на спинку стула, глядя поверх головы Лобова, стала вспоминать:

— Высокий, подтянутый, нос тонкий и прямой. Глаза... — Шутикова задумалась. — В мятеж я видела пьяных офицеров — они ходили по квартирам и искали большевиков. У них были вот такие же бешеные глаза.

— Не заметили у него чего-то особого в поведении? — допытывался Лобов, все еще сомневаясь, о Поляровском ли идет речь.

— Много курит, перекатывает папиросу во рту, прикуривает одну от другой.

— Как Ферт называл его?

— Ни имени, ни фамилии не упоминал. Сначала Сашка зашел один, проверить, нет ли кого у меня. Вот тогда и сказал, что приведет жандармского ротмистра. Ферт прихвастнуть любит, но посмотрела я, как он возле офицера увивается, и поверила — на этот раз не врет. В тот вечер я впервые видела его заискивающим. Мне даже показалось — он боится этого человека. Попросил меня, если офицер зайдет когда-нибудь, пустить переночевать, а он, Сашка, в долгу не останется. Только, думаю, моя квартира не понравилась этому ротмистру.

— Почему вы так решили? — заинтересовался чекист.

— Он обошел ее, заглянул даже в кладовку. Спросил, есть лн черный выход, проворчал, что и окна на одну сторону. Нет, вряд ли он воспользуется моей квартирой.

Лобов спросил,