Менестрель скептически хмыкнул.

– Твое добро, а в просторечье – благодарность, не кусок мяса, на тренчер не положишь и не съешь. Мы поступили по-христиански – оказали тебе посильную помощь. Я даже поступился своими принципами – убил дикаря в перьях, который хотел всадить в тебя нож, – вдохновенно соврал Хуберт. – И на этом все. Любое благодеяние имеет свои границы. У тебя своя дорожка, у нас своя. Согласись, что мы и так слишком много для тебя сделали. Между прочим, в ущерб своей безопасности.

– Загляни в сумку… на дне… – Юноше конечно же не понравилась речь менестреля, однако выражение его лица осталось прежним – несколько болезненным, но спокойным и доброжелательным.

Хуберт снова запустил руку в сумку юноши и достал еще один кожаный мешочек. В нем явно лежали камни. Менестрель достал один из них, самый большой, посмотрел, – и едва не задохнулся от сильного волнения. В руках у него был великолепный образец очень дорогого янтаря – внутри золотистого на цвет камня распластала крылья бабочка! Такой камень стоил целого состояния, это Хуберт точно знал; на сей счет его просветил Эрих, оруженосец рыцаря Ханса фон Поленца.

– Солнечные камни ваши, – сказал юноша, – только спасите меня!

Менестрель хищно ухмыльнулся и ответил:

– А ты не предполагаешь, что мы просто заберем камни и уйдем?

– Нет… – взгляд юноши вдруг стал острым, – вы не такие. И потом, я знаю неподалеку отсюда место, где все мы сможем спрятаться от погони. Нас не найдут, будьте уверены.

Похоже, он уже оклемался. На его лицо вернулся румянец, речь стала ясней, но лоб был покрыт бисеринками пота, и идти самостоятельно он не мог.

– Да? – менестрель озадаченно почесал в затылке. – Что ж, твое предложение весьма интересно… Как вы считаете, святой отец?

– А? – монах, который все еще никак не мог прийти в себя, встряхнулся, как пес, который вылез из воды, и его лицо приобрело осмысленное выражение.

– Я спрашиваю, что нам делать? Этот юноша предлагает тащить его на закорках до какого-то надежного укрытия. А я хочу оставить его здесь, иначе мы с ним будем ползти, как сонные мухи.

Заслышав про надежное укрытие, монах встрепенулся и с отменным ханжеством ответил:

– Помочь ближнему – это наш христианский долг.

Хуберт хитро ухмыльнулся и сказал:

– Что ж, в таком случае я согласен. Христианский долг превыше всего. Но его придется тащить вам. Да, да, святой отец! Именно так! Эта ноша будет вам в качестве вериг. Как сказано в Новом Завете: «Аз язвы Господа моего на теле моем ношу». Коль уж вы встали на путь подвижничества, то нужно идти по нему до конца. А я буду в качестве охранения – мало ли какая напасть может приключиться с нами по дороге к укрытию.

Отец Руперт с подозрением взглянул на менестреля, – Хуберт немедленно изобразил на своей конопатой физиономии наивное простодушие, тяжело вздохнул и покорился неизбежному. Вскоре они уже пробирались по звериной тропе к тому месту, где находилось убежище. Юноша был крупным, мускулистым, но плотный монах нес его легко и даже не слишком часто отдыхал. Все его помыслы сводились к поиску безопасного укрытия, и он хотел добраться до него как можно быстрее.

Никто из них не видел, что вслед им скрытно идет седая волчица. Судя по ее впалым бокам, высунутому розовому языку и тяжелому дыханию, она прибежала издалека. Именно волчица заметила дикаря-разведчика, который все-таки отыскал следы беглецов. Удовлетворенно ухмыляясь, он уже хотел вернутьсяк основному отряду, чтобы сообщить о своей удаче, но тут ему на спину обрушилась огромная тяжесть и мощные волчьи клыки вмиг сломали его тонкую шею. Очередную лесную трагедию никто не услышал и не увидел за исключением белки, которая с испугу взлетела на самую верхушку высокого дерева. Но даже с такого безопасного расстояния она не осмелилась, как обычно, облаять хищницу негодующим стрекотом.

Убежищем оказался высокий, покрытый вековым лесом холм, внутри которого находилась просторная пещера. Кто ее вырыл здесь, в какие незапамятные времена, можно было лишь догадываться. Стены убежища были испещрены таинственными знаками, вырезанными на изрядно потемневшей и закаменевшей от времени глине, а узкий вход (несведущий человек вряд ли мог его найти), в который едва протиснулись беглецы, закрывался каменной глыбой, поросшей мхом. Только благодаря подсказке юноши, который назвался Скумандом и объяснил, что он не прусс и принадлежит к племени дайнавов (при этом Хуберт облегченно вздохнул – о кровожадности и коварстве пруссов еще в Эльбинге ему все уши прожужжали клиенты харчевни Мохнатого Тео; а кто такие дайнавы, он не знал, но решил, что это неплохие люди, хоть и варвары), менестрель вместе с монахом смогли достаточно легко справиться с каменной «дверью». Чтобы сдвинуть глыбу с места, нужно было с силой нажать только в одном месте камня, притом под некоторым углом.

Похоже, пещера служила капищем. Посреди нее стоял невысокий жертвенный камень с углублением, а вокруг него валялись кости животных. Но главной достопримечательностью капища был родник, который бил из стены на высоте примерно в полтора локтя. Сначала водяная струя падала в каменную чашу, а затем по прорубленному в полу желобу вытекала наружу, неподалеку от входа в пещеру. Струйка была тонкой, тем не менее скопившейся в чаше воды вполне хватало, чтобы беглецы не испытывали жажды.

– Здесь раньше было святилище бардзуков, – сказал юноша, когда его уложили на мягкую травяную подстилку, которую приготовил Хуберт.

– Это кто? – спросил менестрель.

– Маленькие бородатые человечки… С локоть ростом.

– И где они теперь? – с некоторым беспокойством поинтересовался Хуберт, бросив тревожный взгляд за спину.

Закрыв вход камнем, менестрель по просьбе Скуманда зажег небольшой костер из сухих веток, чтобы приготовить ему горячее питье. Выдать себя дымом беглецы не могли – он уходил вверх и исчезал в дыре, находившейся в потолке пещеры. Этот «дымоход», как объяснил Скуманд, был очень хитро устроен. Поднявшись до вершины холма, дым выходил наружу через множество каналов, спрятанных под корнями деревьев, и понять, откуда он идет, не было никакой возможности. К тому же люди пугались «дымящего» холма и старались побыстрее убраться подальше от него. «Похоже, – подумал Хуберт, – юноша часто наведывался в это убежище…»

– Раньше бардзуки жили под кустами бузины, – начал объяснять Скуманд, – священного дерева, глубоко под землей. Они хранили хлеб, чтобы его не поели мыши, пиво, чтобы оно не прокисло, и другую снедь, наполняли амбары отборным зерном, если люди приносили им жертвы. Обычно бардзуки показывались людям при полной луне, особенно часто их видели больные. Но со временем люди стали плохо относиться к бардзукам, и они ушли из этих мест в горы, где и живут в глубоких каменных пещерах.