Д’Арси стоял на пороге, глядя на только что выпавший снег, ровным слоем покрывавший тротуар перед домом.

— Вот, — сказал он с улыбкой человека бывалого. — Вот тебе длинные ночи, Теренс, что скажешь? Наши долгие ночи.

— Что вы так многозначительно называете долгими ночами? — спросил Смайли, когда они с Д’Арси быстрым шагом направились по свежему снежку в сторону центра аббатства.

— Это нечто вроде местной приметы: самыми долгими зимними ночами в Карне всегда выпадает снег. И еще это почти официальное название ночей во время Великого поста, — объяснил Д’Арси. — До Реформации монахи аббатства во время Великого поста бодрствовали в часы от вечерней молитвы до обедни. Вам это, вероятно, известно из истории. Когда же аббатство утратило свое чисто религиозное назначение, обычай соблюдать перестали. Мы следовали ему только в части великопостного вечернего молебна. Традиционно в расписании каноника это была последняя молитва перед отходом ко сну. Но наш директор, который относится к подобным вещам трепетно, ввел часть старых порядков. Прима произносится на рассвете, как вы скорее всего тоже знаете. Терция — в третий час наступления дня, то есть около девяти утра. Раньше мы называли это просто утренней молитвой, а теперь только терцией. Мне нравится. Точно так же, в рождественский и Великий посты, мы собираемся на сексту в аббатстве.

— Участие во всех этих службах обязательно?

— Конечно. Иначе пришлось бы устраивать обходы и вылавливать учеников, которые уклоняются, что крайне нежелательно. И не забывайте: Карн в основе своей имеет религиозный фундамент.

Ночь выдалась волшебно красивой. Когда они пересекали главную площадь аббатства, Смайли посмотрел на вершину колокольни. При лунном свете она казалась не такой высокой и величественной. От белизны снега даже вечернее небо просветлело, и на его фоне все аббатство вырисовывалось особенно отчетливо, выделялась каждая деталь — даже осыпавшиеся лики каменных святых, утративших цель своего существования и слепо взиравших на окружавший их совершенно изменившийся за прошедшие века мир.

Они добрались до перекрестка к югу от аббатства.

— Боюсь, здесь наши пути расходятся, — сказал Д’Арси, протягивая для прощания руку.

— Ночь уж больно хороша, — поспешил заметить Смайли. — Не будете возражать, если я провожу вас до дома?

— Нисколько, — суховато ответил Д’Арси.

И они вместе свернули на Норт-Филдз-лейн. Высокая каменная стена проходила вдоль одной ее стороны, а по другую на полторы мили протянулись просторные поля для спортивных игр, где одних только площадок для регби насчитывалось не менее двадцати. Они прошли почти все это расстояние молча, а потом Д’Арси остановился и указал тростью куда-то за спину Смайли, где на краю спортивной зоны притулилась небольшая постройка:

— Это и есть Норт-Филдз, дом Роудов. Раньше там жил работник, который ухаживал за полями, но несколько лет назад дом расширили, пристроили крыло и сочли пригодным жильем для одного из младших преподавателей. Мой дом, конечно, значительно больше, но располагается дальше вдоль дороги. К счастью, я любитель пеших прогулок.

— Значит, где-то примерно здесь вы обнаружили Стэнли Роуда той ночью?

После небольшой паузы Д’Арси ответил:

— Нет, это случилось ближе к моему дому. Примерно еще в четверти мили отсюда. Он был в ужасающем состоянии, бедолага, просто в ужасающем. Я не выношу вида крови и, честно говоря, если бы знал, как он будет выглядеть при свете, то едва ли привел бы его домой. Слава Богу, моя сестра Дороти — женщина, которой все нипочем.

Они снова некоторое время шли в молчании, а потом Смайли сказал:

— Судя по вашим репликам за ужином, Роуды были плохо совместимой друг с другом парой.

— Вот именно. Если бы она умерла иначе, я бы назвал это вмешательством Провидения и благословением свыше для Роуда. Она была злонамеренным существом, Смайли, и делала все, чтобы выставить мужа на посмешище. Причем уверен, что поступала она так нарочно. Не все разделяют мое мнение, но меня не переубедишь, и тому есть причины. Ей доставляло удовольствие унижать его.

— И вредить этим Карну тоже, несомненно.

— Точно так. Карн как раз переживает критический период своего развития. Многие общественные школы поддались вульгарным поветриям реформы образования — заметьте, реформы любой ценой. Карн, к моему величайшему удовлетворению, не поддался этому губительному влиянию. Вот почему так важно сейчас защищать свои принципы от нападок извне и изнутри.

Он говорил это с поразительным воодушевлением.

— Но неужели она представляла собой такую уж большую проблему? Наверняка было бы достаточно, чтобы муж поговорил с ней по душам и вразумил?

— Лично я никогда не склонял его к этому, могу вас заверить. Не в моих правилах влезать в отношения между супругами.

Они добрались до дома Д’Арси. Высокая живая изгородь из лавра почти полностью закрывала вид на него с дороги, виднелись только две каминные трубы с несколькими дымоходами внутри, что подтверждало первое впечатление Смайли: дом был огромным и в викторианском стиле.

— Я не стыжусь своего старомодного вкуса, — сказал Д’Арси, медленно открывая металлическую калитку. — Впрочем, до Карна еще не докатились новомодные веяния, сделавшие все викторианское признаком дурного тона. В этом доме когда-то жил священник церкви Норт-Филдза, но теперь там главенствует святой отец из аббатства. А поскольку приход все еще находится в полном подчинении школы, мне повезло заполучить его. Спокойной ночи. Вам надо бы заглянуть к нам на стаканчик хереса до отъезда. Долго вы еще пробудете здесь?

— Едва ли долго, — ответил Смайли, — и к тому же у вас и без меня сейчас забот хватает.

— Что вы имеете в виду? — вскинулся на него Д’Арси.

— Пресса, полиция, организационные хлопоты…

— Ах да, конечно, в этом вы правы. Но что бы ни случилось, а жизнь нашего сообщества должна идти своим чередом. В середине каждого семестра мы традиционно устраиваем небольшой званый вечер, и мне представляется особенно важным не нарушить эту традицию даже при таких обстоятельствах. Я пришлю приглашение вам в отель завтра же. Сестра будет очень рада. Спокойной ночи.

Он звякнул створкой, и в ответ на звук откуда-то из-за дома тут же донесся лай собак. Открылось окно, и послышался хрипловатый женский голос:

— Это ты, Феликс?

— Да, Дороти.

— Какого черта ты вечно поднимаешь столько шума? Ты опять разбудил собачек.

Окно захлопнулось с громким раздраженным стуком, и Д’Арси, не оглянувшись больше в сторону Смайли, быстро пропал в тени фасада дома.

Смайли двинулся в обратный путь той же дорогой в сторону города. Но минут через десять остановился и снова посмотрел на дом Роудов, располагавшийся в ста ярдах позади игровых площадок. Он стоял в тени небольшого ельника, темный и таинственный на фоне окружавшей белизны полей. К дому вела узкая дорожка. В начале нее возвышался сложенный из кирпича почтовый ящик, а рядом располагался невысокий, сработанный из дуба указатель со стрелкой, судя по виду, совсем новый. Смайли решил, что на нем обозначено направление на деревню Пилль. Надпись скрывал налипший покров снега, и, только смахнув его рукой, Смайли смог прочитать надпись «Норт-Филдз», сделанную нарочито вычурным готическим шрифтом, что не могло не вызывать раздражения Д’Арси. Дорожку покрывал нетронутый слой недавно выпавшего снега. Едва ли путем между Пиллем и Карном пользовались слишком часто. Быстро посмотрев в оба конца главного шоссе, Смайли пошел по ней. Почти сразу по обе стороны выросли высокие каменные стены, и уже скоро он мог видеть только бледное небо над собой да обнаженные ветви ив, возвышавшихся над стенами. В какой-то момент ему показалось, что он слышит звук шагов почти у себя за спиной, но, остановившись, не различил больше ничего, кроме едва уловимого потрескивания промерзших камней ограды. Зато он отчетливее ощутил холод, который сгустился между колеями закрытого с обеих сторон проселка, продирая до костей промозглым воздухом, словно исходившим от пустого дома. Вскоре ограда с левой стороны уступила место линии деревьев, и Смайли понял, что обошел с противоположной стороны лесок, который прежде видел с шоссе. Под кроны елей снега проникло немного, и обнаженная земля показалась ему уродливо голой и неуместной среди белизны зимы. Дорожка между тем вела не прямо, а постоянно сворачивала левее, и совершенно неожиданно перед ним возникла тыльная сторона дома, казавшаяся вытянутой и неровной в лунном свете. Стены, сложенные из кирпича и камней, были увиты толстыми стеблями плюща, образовавшими густое сплетение над задним крыльцом.