Мне вся эта канитель стала надоедать, и я рявкнула на соседку:

– Давайте зайдем в дом, и вы все нормально расскажете! Нечего тут бесплатный цирк устраивать. Вам это надо? – и кивнула в сторону юных леди.

Один взгляд на их осклабившиеся физиономии подействовал на соседку, словно ушат холодной воды, она замолчала, правда, предварительно выдав парочку колоритных эпитетов в русском народном стиле в адрес девиц. Но с радостью последовала за мной, когда я, выполнив все письменные указания Леонида, открыла дверь и первой вошла внутрь. За моими манипуляциями она следила, выпучив глаза, а потом призналась, что не думала, что я справлюсь, а поэтому и пыталась меня остановить, опасаясь последствий. Я не стала уточнять каких, чтобы соседка снова не разразилась длинной речью.

По крайней мере, в этом доме никто ничего не искал. Все оставалось на тех местах, на которых и должно было находиться, – насколько я помнила.

Я попросила Вову поставить чайник, кивнув в сторону кухни, а сама, взяв соседку под руку, проводила в гостиную. Казанский последовал за нами. Когда мы расселись, я обратилась к соседке, не дав ей вымолвить ни слова:

– Что конкретно произошло?

Она только собралась открыть рот, как Игорюня без тени улыбки вставил:

– Отвечать кратко, четко, по-военному!

Соседка повернулась к нему и уже начала ответную тираду, как в гостиной нарисовался Вова, с грозным видом сделал шаг в сторону соседки и в точности воспроизвел Игорюнину фразу громовым голосом.

Соседка колебалась секунду, а потом, следуя женской логике, разревелась. Я принялась ее утешать, а она жаловаться на жизнь. Краем уха я услышала, как Игорюня прошептал Вове, что он ее придушит, если она немедленно не прекратит этот концерт. Соседка тоже его услышала, резко повернулась к нему и зарыдала еще громче, рассказывая, какая она несчастная-разнесчастная жена «нового русского» и как было хорошо, когда ее Костя работал инженером на заводе, она там же трудилась в конструкторском бюро, они жили на зарплату, у нее были подруги, они на пару с мужем делали все по хозяйству, вместе преодолевали трудности, воспитывали детей, а теперь муж приезжает не раньше девяти вечера, ужинает, полчаса смотрит телевизор и заваливается спать. А с ней даже не разговаривает. И любовью с ней занимается не чаще раза в месяц.

– Так заведи любовника, – посоветовал Казанский.

Соседка опять заревела, заявляя, что не хочет никакого любовника, ей нужен муж. А она теперь не нужна ни мужу, ни детям, которые учатся в какой-то выпендрежной гимназии, а вечерами сидят за компьютерами, и она совершенно не понимает, о чем они говорят. И им с ней разговаривать не о чем. Она стала для них для всех прислугой. Они на нее и смотрят только так. Подай-принеси!

Мне откровенно было жалко соседку, но ведь человек – творец своей судьбы. Все зависит только от тебя самой. Ты можешь все – или многое – изменить. Стоит только захотеть и приложить кое-какие усилия.

Внезапно перед крыльцом со скрежетом притормозила машина, мы услышали, как хлопнули дверцы автомобиля, потом резко распахнулась входная дверь, и в дом без приглашения ворвались лица в милицейской форме, окружили нашу теплую компанию, устроившуюся в креслах за круглым столиком, и потребовали, чтобы Игорюня с Вовой медленно встали «без глупостей» и направились к стеночке, держа руки за головой.

Вова с Игорем не дергались. Не знаю – может, потому, что на нас были направлены стволы, которые трое из четверых непрошеных гостей держали в двух руках каждый, может, потому, что не хотели крушить завещанное мне последним мужем имущество, может, просто лень было лишний раз устраивать драку.

– Удостоверение в заднем кармане брюк, – совершенно спокойно проронил Вова ближайшему милиционеру, поворачиваясь к нему своим мощным задом.

Милиционер, войдя в раж, с пеной у рта снова приказал, чтобы мужчины следовали к стенке, – или он нас всех тут сейчас положит мордами в пол. Очень вежливая у нас милиция, ничего не скажешь. Надо будет потом с адвокатом посоветоваться насчет их действий в принадлежащем мне доме. Правда, с ними судиться – себе дороже. Опять же, надо будет проконсультироваться с адвокатом, какую пакость им все-таки можно устроить – за эти монголо-татарские набеги милицейского ханства.

Игорь проследовал к стене первым. Вова невозмутимо пожал плечами и тоже выполнил приказ. По-моему, один из ментов страшно хотел ему врезать, но на всякий случай воздержался, возможно, услышав про удостоверение. А старший в звании капитана за удостоверением все-таки полез.

И тут же сказал:

– Простите, товарищ майор, но…

Морда милицейского лица несколько изменилась. Пожалуй, в сторону смущения. Или досады?

Я же чуть не была повергнута в состояние соляного столба, но, приложив усилия, не дала челюсти в очередной раз поползти вниз.

Вове явно было лень выслушивать объяснения, по крайней мере, он это показал всем своим видом, развернулся от стеночки, небрежно махнул рукой и проследовал назад к своему креслу. Игорюня, не дожидаясь приглашений, к своему. Вова широким жестом предложил представителям МВД занять другие сидячие места. Капитан милиции решил, что его одного тут будет достаточно, может, не хотел упасть в грязь лицом перед подчиненными, и велел им подождать в машине, потом подумал и приказал двоим пройтись к «тем дамочкам», что их вызвали. Подчиненные удалились рысцой.

Я предложила на правах хозяйки сходить за чайником, который, по идее, давно уже вскипел, уточнила, кто что будет, и попросила соседку расставить чашки.

Но меня задержал капитан, поинтересовавшись, кто я. Я представилась и, в свою очередь, поинтересовалась, нужно ли предъявлять документы – удостоверяющие личность и бумаги на дом. Капитан исключительно вежливо ответил, что в этом нет необходимости, сам взял стул и переместился к нашему столу. Кресел больше не было.

Когда мы все расселись с кофе и чаем, Вова обратился к капитану с просьбой пояснить, что происходит, добавив, что он лично исключительно рад появлению стражей правопорядка на месте, поскольку мы вот уже минут двадцать, если не полчаса, пытаемся вытянуть из соседки, что же тут все-таки случилось. Сам Вова представился другом хозяйки, то есть меня, сопровождающим хозяйку по ее просьбе. Игорюню он никак не представлял, сам Казанский сидел молча и никуда не встревал, а капитан лишних вопросов не задавал.

– Позавчера ночью сработала сигнализация, – сказал капитан.

– На вашем пульте? – уточнил Вова.

– Здесь своя автономия, – вставила я и попыталась объяснить, насколько сама понимала, суть. Меня то и дело перебивала соседка, поясняя, как тут все ночью визжало, трещало, включался свет во всех комнатах одновременно, мигал, потом выключался, затем включался в разных частях дома по очереди с грохотом, напоминающим раскаты грома, ну и так далее.

Леонид в свое время долго экспериментировал – чтобы обезопасить себя от несанкционированного вторжения. При таком «концерте» ни один вор не решится проникнуть в дом, а отключить эту сигнализацию, как считал мой третий бывший, невозможно. По крайней мере, он сделал все от него зависящее. Пытался мне что-то объяснить про автономность системы, мини-генератор и что-то там еще, но я все равно ничего не поняла. Если при открывании двери нажмешь на рычажки не в той последовательности – сработает. Я, например, точно знала, на какую кнопку нужно сразу же нажимать, чтобы не поднять весь коттеджный поселок, у меня только пару раз попискивало. Но шум сигнализации шел по нарастающей. Леонид предполагал, что я не всегда смогу справиться с ее отключением, и сделал так, что первые сигналы были не очень громкими, но если это несанкционированное вторжение… Мне, к счастью, никогда не доводилось услышать систему, работающую по полной программе.