Я вспомнила, как сама отправилась в путь в чужую страну, оставляя все, что любила. Сколько у меня было надежд!

— В твоем случае все оказалось не так гладко, — заметила Джой.

Я улыбнулась. Джой не проведешь.

— Да, но я оставила семью и уехала к мужу, которого толком не знала. Я доверилась ему и ошиблась. Ты же отправляешься к людям, которые тебя очень любят и ждут.

— Гм, — задумчиво хмыкнула она.

— Нельзя спешить с решениями. Не торопись. Делай, что считаешь правильным.

— За последние недели я съела столько твоей острой еды, что теперь хотя бы уверена, что не умру от подобной пищи.

— Может, твоя невестка будет счастлива передать сад на твое попечение. Подумай, сколько экзотических овощей ты сможешь вырастить.

Джой снова хмыкнула.

— Аиша, ты зря тратишь время на маникюр, — с усмешкой заявила она. — Тебе нужно быть чертовым дипломатом.

Хейден играл на рояле, когда услышал, что открылась передняя дверь. Он посмотрел на часы и не мог поверить, что день пролетел так быстро. Сегодня утром, когда он сел за инструмент, музыка хлынула из него, как в старые времена. Волшебное чувство. Он ощутил внутреннюю силу. И счастье.

— Привет, — показалась из-за двери голова Аиши, и его сердце воспарило еще выше. — Я не мешаю?

— Нет, — ответил он. — Рад, что вы вернулись.

Бинни проскользнула мимо матери и бросилась к нему. Она обняла его, а потом села рядом на табурет. Он подвинулся, чтобы освободить место, кивнул, и они принялись дуэтом играть «Собачий вальс», а когда закончили, Аиша восхищенно захлопала.

— Сделать чай?

— Было бы здорово, — сказал он, и она отправилась на кухню.

Хейден снова заиграл, на этот раз мягче. Он повернулся к Бинни.

— Это одна из моих старых песен, — сообщил он. — Может, ты даже знаешь.

Он принялся наигрывать «Мою вечную любовь».

— Это мой главный хит. Известен во всем мире.

Его пальцы плясали по клавишам, на автомате вспоминая захватывающую мелодию.

— Сегодня мне удалось спеть несколько собственных песен. Одну или две. Но эту — не получается. Она о подруге, которую я очень любил, но теперь ее нет.

Он вновь наиграл припев, пытаясь напеть слова, но через несколько аккордов голос сорвался.

— Видишь, — пожаловался он. — Никак.

А потом, к великому изумлению Хейдена, Бинни продолжила за него. У нее был мягкий, едва слышный голос, но он, без сомнения, был на месте.

— Солнце мое, мой свет, моя жизнь. Моя вечная любовь, — пропела она.

Он заставил себя продолжать игру, сделав вид, что ничего странного не произошло. Но сердце безумно колотилось в груди, и он мысленно умолял Аишу скорее вернуться.

Голос Сабины окреп, она продолжила петь:

— Ты мой день, моя ночь, моя надежда. Моя вечная любовь. Моя вечная любовь.

Он попытался ей подпеть, но от эмоций у него захватило дух, и он не смог выдавить ни единой ноты.

Вскоре, пока он пытался придумать, как заставить Сабину петь дальше, в комнату вернулась Аиша, неся поднос с чаем и печеньем.

Он поднял глаза и встретился с ней взглядом. Она замерла и отпрянула назад, когда осознала, что Сабина поет. Одному богу было известно, как она умудрилась удержать поднос. Но чашки затряслись, и из них выплеснулся чай.

Она как вкопанная стояла у двери, а Сабина продолжала петь, словно не замечая их реакции. Он увидел слезы на щеках Аиши. Надо признать, Хейден и сам едва не плакал. Сабина жила здесь много недель, и за это время он лишь однажды слышал от нее тоненький звук, совсем тихий. Этот мягкий детский голос, поющий его самую волнующую песню, чуть не разбил Хейдену сердце.

Они подошли к концу песни, и его пальцы замерли на клавишах. Сабина посмотрела на него с упреком.

Аиша быстро поставила поднос и захлопала.

— Чудесно, милая, — сказала она. В голосе слышались удивление, облегчение и волнение.

Он представить не мог, какие эмоции она испытывала. Фраза «полный восторг» явно была недостаточно красноречивой.

— Не думала, что ты знаешь эту песню, — добавила она.

Сабина ничего не ответила.

— Споем еще? — буднично, насколько мог, спросил Хейден.

Ребенок покачал головой и направился к подносу. Похоже, песня вернула ей способность петь, но разговаривать она не собиралась. Стакан молока с печеньем явно привлекал ее гораздо больше. Аиша крепко обняла дочь.

— Отлично. Ты очень здо́рово пела.

И одними губами сказала Хейдену:

— Спасибо.

В пабе было полно народа, музыканты играли слишком громко. Суреш стоял у бара рядом с Флинном, Смитом и Аруньей. Он даже мыслей собственных не слышал, не то что их слов, а ведь сегодня надо было многое обсудить.

Суреш наклонился через стойку и обратился к хозяину заведения:

— Можно занять на часок верхнюю комнату, Кэв? У нас кое-какие дела.

— Конечно.

— Тогда налей еще. — Он кивнул на остальных. — Мы можем пойти наверх. Я не могу сосредоточиться под эту какофонию.

Они подождали, пока им наполнят бокалы, Суреш заплатил, и они направились к лестнице, пробиваясь сквозь толпу молодежи. Суреш снял с крючка веревку, преграждающую путь на лестницу, и они поднялись по узким ступеням.

Они уже много раз пользовались этой комнатой. Хозяин паба, Пит Кавендиш, был полезным человеком. Иногда они улаживали дела в его заведении, получая часть выручки. На Пита можно было положиться, и он умел держать рот на замке.

— Жарко, как в аду, — пожаловался Флинн, заходя в комнату. — Отличный вечер для барбекю, а мы жаримся здесь.

Смит распахнул окно, но это не сильно помогло освежить затхлый воздух. В комнате воняло сырыми стенами, несвежей едой и старыми коврами.

— Чем быстрее мы все решим, тем лучше, — сказал Арунья.

— А у тебя есть дела поважнее? — жестко спросил Суреш.

— Я не… — начал оправдываться брат.

Суреш его перебил:

— Если кто-то не хочет тратить время на планирование, я не против, может выйти из игры. Или участвуете, или нет. Дело слишком серьезное. Любое неверное движение, и мы отдыхаем в одном из отдаленных отелей Его Величества. Не знаю, как вы, но лично я предпочел бы отпуск на Карибах.

Смит и Флинн взяли стулья и сели у стола в центре комнаты. После недолгих колебаний Арунья последовал их примеру.