Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Господи, прошу Тебя, — взмолилась Роза, — если Ты существуешь, если Ты чего-то хочешь от меня, дай мне знак: скажи, что я должна сделать». Она закрыла глаза в надежде услышать голос, или ощутить внезапный порыв ветра, или вздрогнуть от стука ни с того ни с сего упавшего на пол мыла. Но ничего не произошло, лишь пакет по-прежнему бился в ветвях, а по коридору разносился назойливый бубнеж Криса:
— Живьем эти ребята наверняка просто супер…
Роза встала, сердясь на себя за приступ детской самонадеянности. Бог, в которого она верила — или хотела верить, — не сидит в заоблачном доме, дожидаясь удобного момента, чтобы подкинуть пьяным скептикам доказательство своего существования. Он не разбрасывается направо-налево знамениями либо особыми милостями. Он — Бог, а не бог знает что.
— Ты в порядке? — спросил Крис, когда она вернулась в спальню.
— Да, все нормально.
— Я подумал, у тебя проблемы с желудком.
— Нет, ничего такого. — Она начала одеваться.
— Ты что? — засуетился Крис. — Что случилось?
— Мне нужно домой.
— Зачем?
Роза прыгала на одной ноге, пытаясь попасть другой ногой в штанину.
— Завтра с утра у меня много дел.
— Ты злишься на меня?
— Нет.
— Из-за того, что я сказал…
— Нет, правда. Просто я хочу спать в своей постели.
Крис напряженно следил, как она надевает сандалии.
— Мы еще встретимся?
Роза посмотрела на него. А ведь он неплохой человек, подумала она. Дурак, разумеется, но человек неплохой.
— Вряд ли. — Она улыбнулась доброжелательно. — Но спасибо, что спросил.
Карла проснулась в тревоге и растерянности. Выключив будильник, она поискала глазами мужа:
— Майк?
Обычно она любила, когда Майк уходил на работу раньше нее. Сегодня, однако, тишина в квартире казалась зловещей. Карла села, пытаясь сообразить, что ее так беспокоит, и когда воспоминания о прошлом вечере нахлынули разом, опять повалилась на кровать. Что она наделала? Вот именно, что? Карла прижала костяшки пальцев к глазам, пока перед глазами не заплясали мерцающие синие точки. Тяжесть прегрешения камнем придавила ее к кровати. Нет, она не пойдет сегодня на работу. Как ей теперь вести себя с Халедом? Она позвонит и скажется больной.
В ванной, глянув на себя в зеркало, она вскрикнула от ужаса. Воспаленная краснота на подбородке, оставленная мужской щетиной, и мерзкий лилово-зеленый синяк на бедре, там, где она ударилась об угол стола, пылко целуясь с Халедом. Как она объяснит эти отметины Майку?
Коллега, ответившая на звонок, принялась сочувственно расспрашивать о симптомах:
— А вдруг это желудочный грипп, которым тут все болеют? Бедняга.
Карла готова была сквозь землю провалиться. За пять лет она впервые прогуливала и в придачу лгала, оправдывая свое отсутствие.
— Ничего страшного, — сказала она, кусая губы. — Думаю, завтра я уже буду здорова.
Весь день она пролежала на диване в гостиной, переключаясь с одной мыльной оперы на другую, лишь бы отогнать воспоминания. То, что она сделала, отвратительно, а также безответственно и порочно. Она ведь не хотела этого… она почти уверена, что не хотела. Это был приступ безумия. Он добрался языком до ее пупка. Он даже норовил лизнуть… о боже. Каким ужасным, ужасным человеком надо быть, чтобы вытворять такое. Отныне она прерывает с ним всякие отношения.
Майк огорчился, когда, вернувшись с работы, застал жену в ночной рубашке. Прежде Карла никогда не жаловалась на здоровье. Майк подозревал, что она и сейчас симулирует, и это его нервировало и раздражало.
— Что происходит? У тебя депрессия? — с укоризной вопросил он.
— Нет. Я же сказала, желудочный вирус.
Это был их первый разговор после ссоры по поводу эссе. Когда накануне вечером Карла вернулась, Майк уже спал. Карла с изумлением обнаружила, что, несмотря на чувство вины, она все еще сердита на него.
— Почему ты не обратилась к врачу?
— Какой смысл? Мне уже лучше. Завтра пойду на работу.
— А это что? — Майк, щурясь, разглядывал красноту на ее подбородке.
— Где?
Приблизившись, он ткнул пальцем в красное пятно:
— Здесь.
— Ой, — Карла отпрянула, — больно.
— Так что это?
— Не знаю. Может, аллергия на новый увлажняющий крем.
Майк брезгливо попятился:
— Смотри, как бы туда инфекция не попала.
На следующий день на работе Карла обнаружила записку, просунутую под дверь ее офиса.
Дорогая Карла,
Я приходил, но тебя не было. Надеюсь, все в порядке. Пожалуйста, позвони мне на сотовый как можно скорее.
С любовью, Халед.
Она перечитывала записку, когда он вошел.
— Ты вернулась. — Халед закрыл за собой дверь. — Я волновался. Как ты?
— Спасибо, прекрасно. — Только посмотри на него, говорила себе Карла. Он же ничего из себя не представляет. Плешивый толстяк… Как ты могла?
— Я рад. — Халед улыбнулся и взглянул на ее подбородок. — Это я сделал?
— А кто же?
— Я кое-что предпринял, — Халед на секунду замялся, — и, если я ошибся, ты мне скажешь.
— Да?
— Я снял номер в отеле…
— Господи.
— На завтрашний вечер. Я подумал, ведь у тебя же по четвергам йога… Это приличное место. Не какой-нибудь притон.
— Боже, боже.
— Прости, ты права, я поторопился.
Он стоял потупившись, безвольно опустив руки, как провинившийся школьник. С внезапностью, заставившей Халеда вздрогнуть, Карла схватила его за рукав и притянула к себе.
Отель «Ридженси Сьютс» находился в центре, в районе Баттери-парк, на безопасном расстоянии как от дома, так и от работы. Карла добиралась туда с двумя пересадками на метро, а потом шла пешком, сверяясь с картой, которую для нее скачал из Интернета Халед. Был теплый вечер, небо розовело, на улицы из баров и ресторанов вываливались толпы людей. Чуть ли не на каждом углу Карла видела стайки подвыпивших женщин в мини-юбках и топах без бретелек — громко смеясь, они сыпали непристойностями.
Каждый год Карла с тоской ждала лета. Это был сезон разоблачения, прозрачных тканей, голой плоти и босоножек — тот отрезок времени, когда изгнание из мира беззаботного веселья и чувственных удовольствий ощущалось особенно болезненно. Готовясь к свиданию, она перемерила кучу нарядов, включая — совсем уж безумная идея — платья из священного запаса «худой» одежды. Даже напялила прорезиненный пояс, с отчаяния поверив обещанию изготовителя: «Вы мигом сбросите пять кило!» Увы, килограммы не желали отваливаться, они лишь сгруппировались по краям тугого одеяния. В итоге Карла остановилась на черном платье 54 размера, скрывавшем ноги до середины икр; ее мать однажды заметила, что в этом платье Карла напоминает монументальную скульптуру. Карла с грустью подумала, что в роли героини адюльтера она выглядит чрезвычайно комично.